"Земляничная поляна"

Странное дело, пересматривала Бергмана так, будто не видела раньше, давно, двадцать лет назад. Практически ничего не помню, ни лиц, ни впечатлений, будто все это и было не со мной.
Честно пыталась понять, что же, что же в этом фильме делает его мировым киношедевром, кроме новых художественных приемов, которыми воспользовался почти юный для такой драмы Бергман. Не трогает меня "Земляничная поляна", не мое.
Может, потому что уже избаловалась на другом кинематографе, а может, потому что еще не созрела. Или вообще ценности - не мои. Но пока не доживу до порога - не узнаю, мои или нет. Хотя кто мне скажет определенно: вот порог, пора?!
Лица, крупные планы. Мне понравились лица и неторопливость течения. Красивые лица и старые и молодые, плавные движения людей и пейзажа. Чуточку завораживает, отвлекает от слов.
Ну, и только две вещи, или три, цепляются за мое мироощущение.
Первая: рассуждение об эгоизме. Старик не хочет вникать в чужую жизнь и потому просит не рассказывать о проблемах невестки и сына. Странное дело, мой мозг понимает, что это эгоизм, но нисколько не осуждает, хотя я и живу иначе. А может, не очень-то и иначе. Если мне хотят что-то рассказать - готова выслушать. Но я перестала живо интересоваться отношениями близких. И это тоже своего рода эгоизм. Я почти не задаю неформальных вопросов о чужой жизни, будто отстранилась от мира и не хочу, чтобы он затрагивал меня своей реальностью. Это смотрится как эгоизм, возможно. Но является ли им? Моя задача, или мой путь - познание себя. Моя душа почти не откликается на внешние события, экстравертность отступает. С возрастом ли, с изменившимися условиями игры - не знаю.
Ну и с этой темой связан второй крючочек, который зацепил меня у Бергмана. Рассуждение об одиночестве. Когда Исак спрашивает, каково же наказание за его "неправедную" жизнь. И получает ответ: наказание как у всех - одиночество.
Зацепилась я в этой фразе за то, что "не верю", подобно Станиславскому. Одиночество - не наказание, а суть жизни, ее ткань и экзистенциальная реальность. Иначе наказанным остается все человечество от рождения до смертного одра. И неважно, как ты живешь: выворачивая себя наизнанку, распахнув двери дома и держа за руку близкого человека или же скрывшись в своей скорлупе, переживая события внутреннего мира, где каждая мелочь узнается как вселенная, а вмешательство извне воспринимается как цунами. Возможно, экстраверту пережить одиночество труднее, если мы говорим о внешнем одиночестве. Но никогда я не воспринимала его как наказание. Как закономерность бытия, а не как его итог.
Ну а третья вещь - жизнеутверждающая, когда юная Сара говорит Исаку, что между двух своих поклонников она бы выбрала и всегда станет выбирать его, старика, которого никогда больше не увидит.
Не любовь невестки и ее тепло, а вот именно этот порыв девушки, которая показала ему, что любить и ценить человека можно не за его дела и поступки, не за прожитую праведно или ошибочно (кто нам судья?) жизнь, а за то, что он есть, таков, какого она видит, а не таков, каким он оценивает или даже перекраивает себя. Во всяком случае, я так понимаю эту сцену, даже если автор вкладывал в нее другой смысл.
Вот, пожалуй, и все, что мне осталось от "Земляничной поляны". Немного...
Только сейчас поняла, что ни "Осенняя соната" не вспоминается, ни "Фанни и Александр", если только урывками. А пересматривать снова не хочется. Может, попозже.
В этом смысле мне куда ближе Фассбиндер с его "Китайской рулеткой" и другими драмами. Совсем не такими лиричными и красивыми, как у Бергмана.
И на удивление трогает Занусси. Вот им и займусь.