четверг, 12 декабря 2013 г.

Сквозь призму "Оттепели"

На «Оттепели» оттоптались все культурные слои нашей великой кинематографической Родины: и те, кто смотрел, и те, кто не смотрел и не будет. И в обеих статистических выборках одни осуждают, другие хвалят. И невозможно больше ни о чем читать, кроме событий на майдане и «Оттепели», ну, если только Мандела изредка прорывается, извините за непристойность. Поэтому решила я ту «Оттепель» оттестировать лично. Хотя говорили мне умные люди в детстве — не ешь на помойках…



В общем, свой изысканный вкус к отечественным сериалам постсоветского времени я описываю только сказкой «Ликвидация», но зато какой шикарной сказкой!

Из чего легко сделать вывод, что «Оттепель» меня очень сильно не радует как минимум с художественной точки зрения. С точки зрения актерской игры. С точки зрения человеческих отношений и психологических типов. Похоже на ту оттепель, когда город оттаял и пахнет весной и тем, что вылезло из-под снега и пахнет кошками в плохом смысле этого понятия.

Почти каждую сцену очень хочется поторопить, большинство диалогов — вычистить, монологов — порезать до реплики. И в итоге послать всех…

Говорить о великолепной игре пьющего в кадре и за кадром Ефремова не интересно, он, действительно, хорошо живет в кадре. Наверное, так и задумано. Но я не люблю Ефремова. И алкоголиков.

А об исторической правде не мне судить. На мою долю досталось другое время, другие отношения, другие герои.

И вообще, из всех героев самый искренний, настоящий, человечный, артистичный и вообще герой — второй режиссер Регина Марковна. Вот ей с ее «идите вы в жопу» — верю безоговорочно, ибо — совпали до ноты.

И лошадь симпатичная. Хоть и конь.

И только на десятой серии я вдруг прозрела, что это фарс. Ну, они ж комедию снимают весь фильм, в которой из комедии только плохие актеры и отвратное исполнение песни (песню я люто возненавидела, когда просмотрела ее в тысячный раз с прокурором). А фильм про съемки плохой комедии — это чистый фарс.

Наверное, даже протестный фарс, ибо в каждой сцене пьют и дымят, через сцену трахаются или трахают друг другу мозги, ну и пидор, извините, куда ж без пидора. У нас все это уже нельзя даже больше, чем в шестидесятые, а вон как смело — кино сняли, аж двенадцать серий.

И эта рефлексия… Немыслимая, какая-то доведенная до абсурда, уже даже и не бабская. На фоне вечных визгов и истерик я прямо зауважала Хрусталева. Он единственный на всех клал, честно и почти бескомпромиссно. В самом конце только чуть не сорвался, когда море поманило, а то, может, просто хотелось не зря время в поезде провести.

Сцену секса юного героя с костюмершей, когда он облизывает ее весь в соплях, я еле сдерживала рвотные рефлексы. Не, ну натурально делюсь проблемами своей нежной физиологии. Прямо как-то даже затосковала по порнухе. Захотелось какого-нибудь такого брутального харда, чтобы нервы успокоить. Хоть с конем, хоть с обезьянкой, — как-то человечнее, честное слово.

И мордобой с участием прокурора — херня, не верю, вообще не отсюда. Не пришей сами знаете к чему рукав.

К девятой серии я поняла, что меня жутко бесят эти творческие смены планов. То их снимают снизу (я не разбираюсь в технике съемок и терминов не знаю, но ведь мне должно быть приятно смотреть, не?), актрису крупным планом снизу, от подбородка вверх, а то вдруг камера вообще под потолком и внизу кто-то невыразительно вошкается. Но за каким вдруг показывают жизнь насекомых? Я, как зритель, слегка в ахуе.

Сказать, что сцены затянуты — это вообще ничего не сказать. Вот они разговаривают и едят тортик, вот они просто едят тортик — и ничего. Вот она стоит в коридоре, потом идет по коридору — и ничего. Вот он едет в метро, выходит из вагона — и ничего.

Все рецензенты-скептики шумят о том, почему вдруг беременная звезда пришла на перрон, откуда узнала о тайном отъезде альфа-самца — это вообще такая мелочь, что и обсуждать нечего. Чего домотались с ерундой до режиссера? Он так видит настоящую, живую, человеческую жизнь.

Так что я все правильно поняла. Это фарс про ничего. Двенадцать часов чистого ни-че-го.

Я только стесняюсь спросить: а кино-то когда начнется?


Нет, ну не права, не права. Зачем столько эмоций про «ни-че-го»?

Меня ведь никто не заставлял читать до обеда советские газеты, жрать в Макдональдсе и смотреть дешевку. Сама повелась, сама посмотрела, себя и надо ругать. Себя и ругаю.

Мне что, статьи в заводскую газету про эту псевдоисторическую херь писать? Пионерам в школе преподавать? Политинформацию в лагере комсомольского актива готовить? Чего ради я так в «важнейшее искусство» вляпалась по самую конфорку? Каждый культурный человек должен ознакомиться? Запишите меня в некультурные от сегодня и посмертно.

Одно поняла крепко: эта кинематографическая прививка мне надолго. Может, и помереть успею в период ее действия, не опозорюсь.

Вот лишил же Бог мозгов на два вечера… А еще называлась умная глупая Кошка. Дура, итить!



Сквозь призму "Оттепели"

среда, 13 ноября 2013 г.

О детях, дрессуре и общественном транспорте

Второй день лента в ФБ выдает фотографию подростка, сидящего с потупленной головой в общественном транспорте и цитатой «похуй» с его авторством. Ну и возмущенные комментарии под фотографией, естественно. Куда уж без них!



А меня в этой публикации что-то сразу напрягло и остановило от лайков и не-лайков. И буквально за пару секунд сформулировалось очередное ответвление от темы «отцы и дети». А там уж пошло-поехало, ассоциаций море, паутина мелких тропинок в разные стороны. В общем, сумбурно и не по порядку, а как в голову приходит.

Умные взрослые возмущаются данным конкретным фактом и общей тенденцией в развитии наших детей-внуков. В частности — не поднимают эти дети зад от кресел в автобусах и метро при появлении взрослого. Вот не поднимают – и хоть убейся. А сделаешь замечание – огрызаются так, как будто ты у них сахарную кость изо рта тянешь. Ну и на подростковую агрессию, естественно, сверху ложится агрессия взрослая и стариковская, а там уже и до драки в особо запущенных случаях недалеко.

Знакомая картинка? Жителям больших городов с явным перенаселением и разветвленной сетью общественного транспорта она уж точно знакома.

Итог: плохие дети. А какой же еще вывод можно сделать? Сволочное растет поколение. Кому ж мы родину оставим? И все в этом ключе…

Публичное воспитание подростков посторонними людьми – это просто песня не десятилетий даже, а целых столетий. А я, как обычно, предлагаю кидающим камень обернуться и посмотреть на систему воспитания в своей семье.

У меня в детстве все было просто до скуки. У меня был отец, который не садился в общественном транспорте. Никогда. И мне, девочке, боготворящей отца, и смотреть было никуда не надо – только на него, единственного и главного мужчину в своей жизни. Если он не садится, то и другие мужчины не должны. Это была аксиома. Личный пример взрослого. Полагаю, всем понятно?

Меня никогда не учили: встань, когда вошел старик, беременная женщина, инвалид. Потому что изначально заложили принцип: не садись. И для меня очевидной и избыточной была надпись на вагонном стекле: места для инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми. Кстати, именно в этой последовательности. Потому что хреновее всего инвалидам, «пожилой возраст» — понятие растяжимое, но чаще всего, на лице виден, ну а пассажиры с детьми…

Почему я, маленькая, не причисляла себя к тем самым детям? Да потому что дети всегда хотят вырасти, и самый большой комплимент для них: «ты уже большой». Под эту сомнительную мантру ребенка можно заставить сделать что угодно. Поэтому я, метр от пола, высматривала «детей», которые садились на эти места, с усмешкой и легким презрением зрелой аристократки, держащей самого лучшего папу за руку.

Если ребенка не научить не садиться в детстве, то переучить его в подростковом возрасте – задача для серьезного дрессировщика. В очередном «возрасте отрицания» подростков учат вставать. И не воспользуешься привычным аргументом «ты уже большой», и не отвлечешь игрушкой в сумке, мозаичной колонной на станции или обещанием мультика дома. Положительная мотивация с подростками не катит, вообще никак. Звериный оскал самостоятельности и взросления отпугивает неуверенных в себе воспитателей. И в итоге это нам с вами «похуй», потому что себе дороже связываться с молодым злобным и неуправляемым монстром.

А вот лично мне нравится дрессура. Мне вообще слово «дрессура» нравится больше, чем «воспитание». Я с 5 лет хотела быть дрессировщицей крупных хищников, я пронесла эту любовь к «укрощению строптивых» через все годы прожитой жизни… Ну да сейчас не вполне об этом.

Когда ты приносишь домой милого и ласкового, пахнущего молочком, с глупыми голубыми глазами и неуемной игривостью щенка размером с хомячка, который грозит вырасти в средних габаритов медведя, а когда вырастает и встает на задние лапы, то ты – полтора метра от пола – упираешься ему носом ровно в киль, ты думаешь, что все будет легко. Его шалости вызывают умиление. Однако погрызенные перчатки и мобильники раздражают. И ты вынужденно берешься за дрессуру, пользуясь словами «нельзя» и «фу» — как высшей степенью запрета. И начинает работать система кнута и пряника. И вот через год ты получаешь вышколенную псину под 80 кг и 80 см в холке и гордо водишь его на тоненьком поводке. Но мозгами он все равно еще подросток, хоть и отчаянно тянет в сторону каждой даже еще не течной суки. Он управляемый подросток, признавший власть сильного вожака. А потом случается нечто необъяснимое. Однажды он выходит из-под контроля, не возвращается на команду «ко мне», делает то, что было раньше «фу», огрызается на поднятую с поводком руку. Он отлично знает, что так нельзя, но инстинкт взрослеющего зверя заставляет его проверить, тот ли ты вожак, каким казался в детстве, не ошибся ли он, уступив тебе пальму первенства, «тварь ли он дрожащая или право имеет». Именно этими словами, ага.

Дай слабину, начни уговаривать, спусти неповиновение – и все, ты потерял собаку. Он навсегда станет вожаком, он будет морочить тебе голову, он будет таскать тебя на поводке, он будет вздыбливать шерсть, а ты – ощущать на своем загривке холодок страха. И теперь ты окажешься «дрожащей тварью», потому что у него есть вес, размер, четыре быстрые лапы и полный рот острых зубов. А начиналось все незаметно, щеночек подрос и просто не выполнил команду.

Так что до подросткового периода у нас есть время показать ребенку, что «не садиться» — это неукоснительный принцип жизни в обществе. И никакие отмазки, вроде «я устал на тренировке», «у меня был экзамен по музыке, и я с 7 утра на ногах» или «когда войдет, тогда и встану», не должны приниматься во внимание. Никогда. Ну и чуточку личного примера. Если вы не инвалид и не лицо престарелого возраста – стойте рядом. Потому что вы уж точно не пассажир с ребенком. Ребенок – это тот, кого тяжело держать на руках, потому что он плохо балансирует на шатком полу во время движения транспорта и плохо ходит по твердой земле. То есть точно до трех лет.

Да, так вот, вернемся к подросткам и к отрицательной мотивации. Я отлично знаю, что я плохая мать. Натуральная ехидна. Концентрат ехидны.

Я не позволяла своим детям сидеть в транспорте. Только в том, который был настолько пуст, что удовлетворил бы потребности вошедшей толпы старичков.

Я точно знаю, что дети хотят делать то, что хотят. Здесь и сейчас. И никакие уговоры на них не действуют, особенно на подрощенных. Поэтому оба моих сына прошли в раннем детстве через контролируемые отношения с горячим утюгом и плитой, острыми ножами и иголками, дверными щелями и ящиками. Им было позволено испытать боль под моим руководством. Уровень боли всегда выбирался именно тот, который не покалечит и, одновременно, отпугнет от перепроверки моих слов. Поэтому у нас никогда не было обращений в травмпункты по этим темам. Но им точно при обучении было больно, за это я садистски ручаюсь. Ехидна, что с меня взять. И так во всем.

Когда же у них начались обычные проблемы в школе с учителями: этот козел придирается к внешнему виду, эта дура требует дурацкие черновики, тот дебил еще что-то там такое, и мне стало очевидно, что лозунг «учиться, учиться и т.д.» уже не сработает ни за какие пряники и мультики, и «пятерка» уж точно не является достаточным средством поощрения, пришлось говорить на их языке и изобретать понятный им велосипед.

«Велосипед» содержал привычные подросткам понятия и методики, выраженные матерным языком. Мы говорили о принципе «отъебись». Думаю, для взрослых это не новость, что половину того, что их дети после 13 (а то и раньше) делают «правильно», базируется на мысли: сделаю, лишь бы ты отстал. Только в других выражениях, куда определеннее. Ничего не поделать, я знаю эти слова и не боюсь их употреблять, поэтому мне было чуточку проще говорить с детьми, которых шкалило от запретов и наездов.

Я говорила: учитель, умный или глупый, облечен властью, и ты против него можешь, конечно, переть, как солдат со штыком против танка. Умный учитель знает, как тебя правильно развернуть и обойти, чтобы выиграли оба. Глупый тебе даст тупо в лоб, завалит, растопчет и поглумится, и будет считать себя правым. И кому легче, если ты будешь все время огребать, меня будут таскать в школу (а я принципиально не ходила на собрания и «не вызывалась» на разборки за исключением очень редких и трудных моментов), а я со своей стороны буду тебя равнять и строить? Мы всем измотаем нервы, но я и учитель заведомо сильнее, однажды мы озвереем (за себя так я ручаюсь) и сломаем тебе ежедневный кайф и свободу, без вариантов. Так что твой принцип «отъебись, я сделаю эту херню, только чтобы ты заткнулся и не мешал мне жить» — самый удобный выход для всех. Да, цинично и непедагогично, но отражает реальность и психологию подростка. И сработало. Точно знаю, что не всегда было без проблем, но результаты я видела, а значит, жизнь ребенка и моя собственная стали чуточку легче. Честно говоря, на учителя мне было в тот момент наплевать. На глупого учителя.

Итак, вернемся к подросткам в метро. Им, на самом-то деле, куда легче не садиться, потому что визг (заслуженный, но часто в такой хамской форме, что мне самой хочется стукнуть агрессивную старушку и придушить распоясавшегося «борца за справедливость»), который поднимается вокруг его сидящей задницы такой, что все равно не дает ему расслабиться, слушать музычку «бум-бум-бум», играться с айпадиком, тискать подружку. И если он сидит, то только назло всем, и себе назло, в первую очередь. А еще встречаются злые дяди, которые могут взять за шкирку, если ребенок субтильный, или добрые женщины, которые сознательно отдавливают ноги каблуками, и немощные бабульки с голосом, подобным иерихонской трубе, весьма болезненно тычут палкой. А как реагирует зверь, загнанный в угол, на агрессию толпы? И тут уж правых и виноватых искать и публиковать «обличительные фотки» — глупость несусветная. Да, гнилое поколение. Да только выросшее на гнилой почве, иначе бы у него не было оснований сгнить.

И тут хочется поморализаторствовать: учите своих детей, коллеги, не доебывайтесь до чужих. Но кто это понял еще до моего «откровения», тот понял, а в «прозрения слепцов» я не особо верю.

И еще подумалось.

Москва (а проблема эта, в основном, мегаполисная и, в частности, московская) приняла в себя столько «варягов» из небольших и микроскопических населенных пунктов, что надо бы увидеть и еще один аспект. В маленьких городках нет такого общественного транспорта, как в столице. Там ходят маленькие автобусы с исключительно сидячими местами. Нет мест – никто не входит в салон. Так что вставать там подросткам просто не приходится. И стоя ездить нет оснований.

Ну, это так, ремарка, справедливости ради. К тому, что не все дети плохо воспитаны, не все заведомо сволочи. Корректнее, господа. Чаще смотрим в зеркало, улыбаемся и машем.

Кстати, для меня «подросток» — это и девица соответствующего возраста тоже, не только молодой зубастый самец. Я же не развалилась стоять с детства до 33 лет, весь университетский курс русской и зарубежной литературы вынуждена была прочесть в метро, а книжки там ох какие тяжелые. И роста мне не хватало держаться за верхний поручень. А, вроде, и не дура выросла, и не покалечилась, и сыновей вырастила очень достойных. Ну, это я так себя вижу. Вам можно видеть по-другому.



О детях, дрессуре и общественном транспорте

понедельник, 21 октября 2013 г.

Психический феномен

По психотипу я – урожденный тактик. Но с очень сильной наработанной стратегией. Однако из учебников мы знаем, что наработать стратегию невозможно, с ней рождаются. Поэтому, вероятно, я хороший стратег с великолепно отточенной тактикой, что также противоречит теоретическим выкладкам мэтров.



В итоге я и стратег и тактик в одном лице. Семнадцатый тип в соционе. Насколько уравновешены чаши – судить трудно. Но чертовски забавно переходить из одного качества в другое и наблюдать все это со стороны кем-то третьим в себе. Этот третий с интересом подметил, что в среде начинающих тактиков я включаю ведущую роль стратега, стараясь дополнить их решение до целого, завершенного, всеобъемлющего. В общении с сильным стратегом я совершенно спокойно отдаю ведущую и направляющую и с упоением занимаюсь проработкой деталей и нюансов.

Наедине с собой – я полный боекомплект, который незаметно для себя перетекает из одного состояния в другое, находясь в постоянном анализе выбранного пути и принципов движения по нему. Постоянное подведение промежуточных итогов позволяет рассматривать возможные ошибки еще на этапе продумывания и генерировать несколько путей решения проблемы. А далее, когда наступает час икс и промедление смерти подобно, интуиции позволительно высказаться относительно того, куда ей приятнее идти. И логике разрешено скорректировать движение с учетом предполагаемых препятствий.

Так ли играют в шахматы? Не знаю, не пробовала. И совершенно некогда учиться, пока есть внутренний собеседник, который постоянно решает задачи совершенствования собственного ума.

Наверное, в моем случае, это один из вариантов диссоциативного расстройства идентичности.

Кто я, где я, и нахрена мне все это?



Психический феномен

воскресенье, 20 октября 2013 г.

Дочерний долг

Утром варила варенье из помидоров и из тыквы. То есть два варенья, разумеется. Хотела три, но лень победила. Кролик black из стенного шкафа проигнорировал помидоры, зато высказался по поводу тыквы. Ничего подцензурного, поэтому процитировать не могу. Видимо, из-за лимона, протертого с цедрой. В итоге лишен варенья до особых указаний.

Дочерний долг потребовал отдачи, поэтому в середине дня, как обещано, собралась в дорогу. Решила все-таки взять кролика, втайне опасаясь, что испортит варенье в мое отсутствие. Не стала наряжаться, ограничилась шлейфом La Petite Robe Noire Guerlain. Звучит это как очень по-булгаковски: «Открыла дверь девица, на которой ничего не было, кроме кокетливого кружевного фартучка и белой наколки на голове. На ногах, впрочем, были золотые туфельки.». Не стану врать, была меховая резинка на голове и платье, хотя историческую справедливость название духов не отражало — платье было красно-кирпичного цвета. Кролик, привыкший к Le Male Jean Paul Gaultier, чихал и ругался, намекал на трагизм событий полуторагодичной давности и ссылался на этикет. Дескать, нечего в вечерних духах в обед таскаться. Пригрозила оставить без обеда и без ужина. Смирился, кажется. Может, просто ревновал к слову noire? Но запах Petit Lapin Noir (французского не знаю, могу ошибаться) отдает беспорядочным сексом с нотами капусты и сеновала. Вычеркни лишнее.

Сергея Донатовича сегодня решила не брать, удовлетворилась Владимиром Семеновичем. Владимир Семенович в качестве штурмана всегда актуален и так и норовит осветить дорожную ситуацию в режиме синхронного перевода. Под «Иноходца» мы попали в сложный маневр с участием двух идиотов, после чего «скакать иначе», то есть как на мирных дорогах Израиля, мне расхотелось начисто. Кролик вздрагивал и бормотал что-то нечленораздельное, возможно, на иврите. Подозреваю, богохульствовал. Ничего не боится, зараза, знает, что жрать не будут. Опасаясь, что в итоге салон пропахнет переработанной капустой, пустила коня вскачь под «Погоню». Не получается в этой стране быть приличным еврейским жокеем, поэтому остаток пути играла по правилам «такое же быдло, как и Вы».

Мама встретила кролика теплее, чем меня. Стереотипы сложившихся отношений vs новый гость демократического вида. Ему предложили плечики и сделали комплимент. Мою неземную красоту, элегантность, тонкий шлейф духов и сброшенные почти пять килограмм излишков по всей поверхности организма просто не заметили. Радует, что не сказали, что плохо выгляжу и поправилась. Тут расслабляться нельзя. Расслабился – получи гранату с выдернутой чекой.

Весь день отказывалась есть неподобающее, то есть недиетическое. Хвасталась разнообразным питанием: запеченной семгой, рулетом из индюшатины, вафельным тортом с йогуртовой начинкой, вареньями. В ответ каждые полчаса получала предложение соскочить с режима на блинчики с мясом, зефир, пряники и горький шоколад. Равнодушная ко всему перечисленному (кроме шоколада) мысленно воспевала свою стойкость и мамино упорство, но рубежей не сдала. На шоколад мама давила особенно. С вешалки кролик намекал на мои умственные способности. Проходя мимо, пообещала задушить скотину в машине.

Как обычно, постригла, обслужила ноутбук, поговорила о лекарствах, мексиканских сериалах и детях. Странно, сегодня обошлось без обсуждения отсутствия ремонта, работы и мужика. Видимо, в честь дня рождения.

В последнем акте мерлезонского балета почти полтора часа сплетничали о моих бывших. О бывших я всегда сплетничаю легко и с юмором, из чего все делают логичный выбор, что мне уже не больно. В ответ улыбаюсь еще шире. Особо улыбчивых редко препарируют без наркоза.

Когда прощались, кролику достался еще один комплимент и ласковое поглаживание. Кажется, мама пару раз выходила в коридор, пока я отвлекалась. Они явно сговорились. Утром ощупаю его на предмет жучков, блох, булавок и другой подслушивающей аппаратуры. Не верю я в такую любовь с первого взгляда, ох, не верю.



Дочерний долг

Прогулка втроем

Традиционно для вечернего времяпрепровождения при отсутствии природных катаклизмов ходила гулять с Довлатовым. Как обычно, Сергей Донатович, я и кролик (black).



Кролика беру с собой исключительно для подчеркивания моей неземной красоты в темное время суток, потому что для компании он не годится, ибо провокатор и саботажник. Все время вздыбливает шерсть на моем загривке и просится домой. Но я научилась с ним бороться: в особо ветренные моменты поворачиваю мехом внутрь. Так его причитаний почти не слышно, как и насмешек ветра.

Прогулка была утилитарной: помидоры, лимоны, палочки корицы, земля. Та самая земля, с которой можно начинать мое лендлордство. Для начала взяла 2,5 литра. Если справлюсь с ними, начну думать о гектарах, желательно у моря.

Прошлись по трем городам. Сами понимаете, от Ленинграда через Таллин (тогдашний, в советском написании) в Нью-Йорк путь был неблизкий. Было, о чем погрустить, как всегда, нашлось, над чем посмеяться. Гуляли легко и с удовольствием, но на обратном пути все-таки устали, особенно кролик. Просил орехов и выпить чего-нибудь красненького, долго стоял у витрины с Бейлисом и шоколадом, еле увела.

Завтра не пойдем, у нас спланирован визит к маме. Довлатова возьму обязательно, он скрашивает мое одиночество в машине. В кролике сомневаюсь, посмотрю на его поведение и погоду. Маме он в любом случае не понравится. Во-первых, мелковат, во-вторых, black. И подозрительно смахивает на искусственную чебурашку. Впрочем, чтобы понравиться моей маме — это я даже не знаю, кем надо быть. Точно не мной. У Довлатова шансов больше, он признанный гений. Мне уже не успеть.



Прогулка втроем

И снова о некомпетентности

Некомпетентность. Одно из самых серьезных моих возражений против офисной работы «на дядю». Некомпетентность указанного дяди и коллег.



Я могу часами разъяснять проблему «младшему по званию», используя все возможные методы для донесения информации до конечного пункта (мозга). Могу на пальцах, могу таблицами и инфографикой, могу простыми или сложными метафорами и ассоциативными рядами, терминами, да как угодно. Младших надо обучать. С некомпетентными коллегами в одном чине сложнее, но тоже возможно. Ибо если человек приходит со словами «помоги, я не понимаю», можно отложить мысль «а как ты сюда вообще попал» до лучших времен, и помочь. Если коллега с понтами — лучше отправить сначала учить теорию и снять с себя на какое-то время груз ответственности.

Но если это шеф… Если это шеф с понтами… Если он в принципе не понимает, чем занимаются его подчиненные… Если он пользуется понятиями, которыми не владеет, и требует результат, которого не может быть, потому что не может быть никогда…

Вот сейчас общаюсь с одним таким героем, владельцем, генеральным директором, который пишет статьи, выступает в прессе и крут так, что опасаюсь за свои шейные позвонки, если надо посмотреть ему в лицо. А элементарных вещей, с которых начинается его бизнес, о которых можно коротко прочитать на специализированном информационном ресурсе и быть хотя бы в курсе — не знает. Но как дышит, как дышит вместо того, чтобы выделить нормального технаря для общения или просто сказать: «Светлана, разъясните мне, пожалуйста, я не очень понимаю суть возникшей проблемы»… И было б за деньги, а то чисто из любезности значимому для меня человеку.

Еще пара подобных «компетентных» писем, и удержаться от ненормативной лексики мне будет трудно.

И утешает только то, что тема исчерпана (с моей стороны) и скоро все закончится. Хотя безумно жалко потраченного времени. Безумно.

А было бы все это в офисе — так еще и лицо надо держать. Нет уж, увольте. То есть я уже и сама уволилась отовсюду. Тунеядка, что сказать!



И снова о некомпетентности

Дворовая инновация

Возвращаюсь с вечерней прогулки. Все как обычно. Осень, пряные запахи. В наушниках «Компромиссы» Довлатова. Сквозь голос чтеца с настойчивостью грозовых раскатов пробивается рев стартующих со светофора машин. Кролик black давит на плечи, потеет и косит в сторону дома.



Во дворе взгляд рассеянно натыкается на неожиданную инновацию. При входе на дорожку, ведущую к детской площадке (чистенькая, ухоженная, всегда только дети с мамками и няньками, никаких пьющих переростков любого возраста и толка), на рахитичной ножке вознеслась мемориальная табличка. На синем фоне мелким серым бюрократическим шрифтом под заголовком «Правила эксплуатации детских площадок» вывешены заявленные правила.

Не скажу, что я не читаю надписи на заборах. В силу образования — читаю и с большим интересом. Частенько они весьма витиеваты, реже — поучительны, еще реже — дают повод поразмышлять о разном. Но мой пытливый ум и нетленный диплом требуют читать, и я всегда иду им навстречу, ибо их большинство против меня одной.

Правда, в этот раз эксплуатационную табличку я все же читать не стала. И было тому, как водится, две причины. Во-первых, субъективная — темнело, и кролик волновался за свое благополучие в свете бирюлевских погромов (напоминаю, он black, а в городе всякое сомнительно-волосатое black воспринимается буквально в штыки) и мозг утомил нытьем («порядочные девушки в такое время в таком районе…») до крайности. Однако, та причина, что «во-вторых», была совершено объективной. Эти профессиональные эксплуататоры детей на площадках или площадок с детьми умудрились написать правила не просто мелким почерком с минимальным междустрочным интервалом и в неисчислимом количестве пунктов, но также на уровне глаз ребенка средней группы детского сада. Ну то есть взрослому мужчине сами знаете по какое место. А мне — даже при моем смехотворном росте — прямо на уровне беспокойного сердца и ждущего законного диетического ужина желудка. Так что в связи с сомнительной обстановкой в столице я, обремененная собственным элегантным внешним видом (меха, спасибо кролику), не стала принимать позу читающей одалиски. Может, на днях приостановлюсь на машине, заблокирую окна и из интеллектуальной позиции «барышня за рулем» узнаю важные подробности пользования площадкой, настигнувшие нас прямиком из нашего доперестроечного прошлого.



Дворовая инновация

Дорогие мои москвичи

И снова из кратких путевых заметок, на этот раз на перегоне Москва — Тель-Авив. Ничего личного, простое наблюдение за «живой природой».



Стоим в Бен-Гурионе в очереди на паспортный контроль. За спиной — отвратнейший тип то ли с подрощенным до половозрелости сыном, то ли с племянником. Оба очень плохо говорят по-русски. Отвратен он был потому, что устроил скандал в самолете еще в Москве на тему: слишком узкие расстояния между креслами. «Тыкал» и хамил бортпроводнице, требовал начальство, ругал подошедшего инженера, трижды с криками пересаживался. Габаритов внушительных, вес явно за центнер. Летел, понятное дело, в эконом-классе. Бизнес-класс был пуст, как разоренный иудейский храм. Когда взлетели, полдороги стоял стоймя, возвышаясь над толпой, и осматривал салон подобно горному орлу. А на прощание не побрезговал забрать с собой пледики с лейблом «Трансаэро». Но это так, прелюдия…

Так вот, топчется он позади нас в направлении пограничного контроля, напирает, ругается, что медленно… Рядом — еще один пассажир. И тут завязалась у них светская беседа.

Пассажир (с чистым московским выговором): Вы сами откуда?

Хам (с сильным кавказским акцентом): Мы с Москвы.

Пассажир (с явной иронией): Ну да, я понял. Я тоже из Москвы. А на самом деле откуда?

Хам: С Баку. 20 лет живу в Москве. В 90-х купил дом в Израиле.

Пассажир: А я ваш сосед, из Дербента. Тоже давно живу в Москве.


Велика наша страна, но все живут в Москве. Не могу понять, как бывшая империя целиком помещается в одной столице? Колдовство социализма?

Сколько у меня прекрасных приезжих друзей в Москве, ставших москвичами. Вот и товарищ из Дербента мне показался весьма недурственным. А встретишь такого орла — и аж трясет!

Но мораль в стиле Льва Новоженова: во всем виноваты евреи. Если бы они массово не уехали в лихие девяностые, загостившимся «москвичам с Баку» сейчас просто не хватило бы места!



Дорогие мои москвичи

Черновики и их авторы

Тема черновиков меня всегда как-то особенно волновала. То есть я и черновики – две вещи несовместные. В школе я отчаянно сопротивлялась «тетрадкам для заблуждений и ошибок». Даже сочинения писала начисто, не говоря уже о решении примеров. А слова «работа над ошибками» у меня до сих пор вызывают приступы идиосинкразии.



Когда начала баловаться стихами, с черновиками тоже не складывалось. Или писалось сразу все или уходило в корзину, реже — в архив. За три десятилетия почти ничто из архива так и не поднялось, из чего делаю вывод, что это разновидность корзины. Понятно, что с большими литературными формами черновиков не избежать. Есть первая редакция, есть двенадцатая…

В проживании жизни черновики вызывают еще больше отвращения. Здесь и сейчас. Ну и нужна возможность помечтать. Но «завтра я переделаю», «еще есть время все изменить и начать сначала» — это ложь себе.

Социальные сети открыли для меня мир чужих черновиков во всех их формах и видах. Поразительная вещь – люди не доверяют самим себе. Сегодня они оперативно «передумывают» то, что вчера вызывало у них живейший отклик и бурные эмоции. Они пишут и удаляют написанное, когда оно уже стало достоянием общественности, будто стыдятся своих слов, мыслей, реакций на окружающий мир. Это – публичные черновики. Поразительно, что так живут не подростки – им как раз свойственно «передумывать», а сложившиеся личности. Что это? Неврозы? Недоверие к себе вчерашнему? Неуважение к читателю?

Я с моей повышенной адаптивностью чудовищно раздражаюсь, когда вдруг перестаю видеть уже прочитанный текст, потому что автор его удалил. А думать перед публикацией не пробовал? Опять же, в черновике сначала написать, как учили в школе!



Черновики и их авторы

Светофор в Тель-Авиве

А позавчера Маринку обругал светофор.

Если читатель считает, что у автора сих строк галлюцинации, то может сам прогуляться по набережной Тель-Авива до Hilton, свернуть в сторону улицы Дизенгоф и, пересекая что-то там в районе магазина Cartier, Bvlgari и подобное, и несколько раз нетерпеливо нажать на кнопку переключения на пешеходный зеленый.

Стоим, никого не трогаем. Хотя это я никого не трогаю, а Маринка давит на кнопку. Светофор привычно игнорирует нас, как наше же дорогое правительство. Но Маринка разошлась и давит еще и еще в надежде интерактивного ответа.

Зеленый человечек не загорается, машины едут.

Но вдруг, как гром среди ясного неба, обычный городской светофор вдруг начинает говорить раздраженным мужским голосом на иврите и говорит довольно долго, с вполне понятными интернациональными интонациями.

- Что он сказал? — удивленно оборачивается ко мне Маринка, наивно считая, что как филолог ругательства я должна понимать на любом языке.

- Это ты у меня спрашиваешь? — от души офигеваю я и с трудом сдерживаю себя, чтобы не перевести на доступный русский сказанное светофором, потому что он может счесть мой перевод дискуссией, которая закончится явно не а нашу пользу.

Хотя чисто теоретически я вполне могу поставить себя на место светофора и сочинить адекватную фразу на родном языке.

Тут светофор умолкает (зеленый человечек все еще в подполье), а динамике раздается характерное шипение, ибо светофор ждет от нас ответа…

Ситуация разрешилась вполне естественно. Зажегся, наконец-то, пешеходный «идите», и мы бодро потрусили через дорогу, оставив разговорчивый светофор в одиночестве. Полагаю, та длинная фраза на иврите и была этим самым «идите» с указанием направления движения.

Не знаю, как Маринка, но я зареклась трогать кнопки на светофорах. Ничего, я подожду…

Известный же факт: если ты разговариваешь с Богом — это молитва, если Бог разговаривает с тобой — это шизофрения.

А тут вообще светофор…



Светофор в Тель-Авиве

Рассказ о рассказе

Рассказ рождался странно

Сначала появилась фраза из ниоткуда, из утреннего сна. Появилась, воткнулась в мозг, как заноза, и с полчаса мешала обычной жизни. Пока я просматривала новости на РБК, читала статусы в ФБ, обдумывала предстоящий день, фраза ввинчивалась в каждую чужую строчку и настойчиво зудела весенней мухой. Потом сама собой сплелась канва повествования, затрепыхалась, как ленточка, привязанная к дереву. Она вилась по ветру привычных дел и мыслей, ее кидало и отпускало, но что-то уже не давало ей исчезнуть. Она принялась жить своей жизнью, приобрела свою длину, свою фактуру, только ей свойственные изгибы. Потом вокруг фразы стали нарастать слова, как грибница на поляне. Росли они неровно – сначала большая колония в сторону окончания рассказа, а потом вдруг сквозь ничто проросло то, что было до фразы. Потом стало ясно, чем все закончится, но еще не было самого начала, не было прелюдии к истории, не были понятны ее истоки. И вдруг стало ясно, откуда все началось, почему пришли слова и что поставит точку в рассказе. От рождения первой фразы до точки прошел час. Теперь нужны только три слова. Первое, последнее и название. И чашка кофе. И выключенный телефон и интернет. Ну и самая малость – способность все это записать.



Рассказ о рассказе

Учебный зоопарк в Хайфе

Ну ладно, меня просят написать про учебный зоопарк в Хайфе.

Что тут скажешь… Я все свое детство провела в Московском зоопарке (по эту сторону решеток — для особо интересующихся). А теперь видеть не могу Московский зоопарк, спасибо господину Церетели.

Так вот, в Хайфе в зоопарке мне нравится и по эту сторону решеток, и по ту. Во-первых, там гуляют совершенно наглые (и молчаливые) павлины. Казалось бы, где они только по миру не гуляют. Но это тот случай, когда они путаются под ногами, как воробьи, не боятся посетителей и взлетают на заборы и мусорные баки.

Во-вторых, я никогда не могла и подумать, что можно погладить вепря, пусть даже через решетку. Эдакого полноценного свина с клыками, вывалянного в грязи, с немыслимой щетиной, как у дикобраза.

Кстати, нет проблем погладить по шикарному седому оперению хищного грифа, и даже не через решетку. Потому что он, как курица, сидит на камушке и дает себя фотографировать с расстояния сантиметров в 25.

Столь же теплые отношения можно установить со страусом, альпакой, верблюдом, черепахами, кроликом и всякой другой живностью. Тигры, львы, леопарды и сирийские медведи, правда, отгорожены стеклом… Но, уверена, потому что не все люди одинаково адекватны. Еще кинутся!

Кстати, зоопарк в Хайфе разноуровневый, то есть для вольеров использованы все преимущества естественного ландшафта. Козлы, извините за грубость, живут на склоне, а водоплавающие птицы — в водоемах, образуемых мини-водопадами. А гуси так вообще бесстыдно отдыхают на камушке посреди водоема в вольере с медведями.

Я хорошо отличаю по морде сук от кобелей и кошек от котов. А сегодня я тренировалась на одногорбых верблюдах. Поверьте, даже не заглядывая под хвост, — девочка от мальчика отличается как я от Валуева. У девочки на затылке был такой игривый причесон, и горбик с удлиненной шерстью!.. И нежное выражение на задумчивой морде. А мальчик был похож на султана Сулеймана, не в обиду султану будет сказано.

Но окончательно и бесповоротно меня покорили мангусты. Не знаю, какая это была разновидность… Мелкие, красно-рыжие, быстро-быстро ходят, как будто куда-то опаздывают, но при этом не могут позволить себе бежать, словно боятся уронить свое королевское достоинство.

А один лежал на самом верху искусственной скалы и взирал на меня сверху вниз. Не смотрел, а именно взирал. Я назвала его Акелла. Совершеннейшее мимими!


Ну и не совсем о хайфском зоопарке, но все же.

Когда мы вышли с территории этого чудесного звериного царства, к воротам подъехал автобус и из него вышли пару десятков молодых людей, страдающих синдромом Дауна и другими тяжелыми психическими заболеваниями и в сопровождении двух милых молодых женщин отправились общаться с животными…

Вот такой Израиль я никогда не забуду.



Учебный зоопарк в Хайфе

четверг, 17 октября 2013 г.

Кавалер

Женщине надо быть в кого-то влюбленной. Ну, мне это так видится с моей колокольни. Хотя за всех женщин не могу отвечать. Кому-то дети с внуками, кому-то карьера с финансами, кому-то шампанское и поклонники. А мне надо быть влюбленной самой.


- У нас солнышко. Заодно пройдусь с Довлатовым, это так приятно.

- Ты про него, как про кавалера.

- Так я себя так и чувствую! А как на фотку посмотрю, так хоть сейчас под ручку.


Довлатов – шикарный кавалер. Кто думает иначе – давно не перечитывал. Еще стоит погуглить в картинках для закрепления эффекта. Ради него хожу гулять почти ежедневно, наряжаюсь в осенние меха (кролик black), к встречным взглядам джигитов и пожилых ловеласов не просто равнодушна – холодно-презрительна. В дождь за порог не хожу, врать не буду. Но, может, именно поэтому у меня портится настроение вплоть до апатии. Дождь, злой серый город, а я влюблена и никакого свидания. Видится глобальное – природа-мать не велит. Пасмурные дни проходят в печали и бессмысленных листаниях интернета. Помогает от этого недуга только то, что сама пишу. Но это о другом.

Сегодня взяла вышеназванного кавалера с собой в метро. Угрызалась совестью, если честно. Я и метро – две вещи несовместные, а уж он и метро – просто кощунство. Я о нынешнем метро, а не о том, когда он печатался в Нью-Йоркере, а я читала весь курс мировой литературы, том за томом, резво поспевая за насыщенной программой филологического факультета.

Сегодня оказалось, что в метро нам с ним нельзя. Ну, то есть если я еще худо-бедно вписываюсь в современность одна, то с ним – категорически не вписываюсь. Когда он говорит – я смеюсь. То есть я улыбаюсь достаточно часто в своей компании, не сказать бы всегда. В публичных местах стараюсь быть сдержанной, иначе от сумасшедших и поклонников не отбиться. Но смеяться в метро в наушниках – это надушенная перчатка в лицо публике. Я смеюсь, они заметно нервничают. Думала смеяться в белый шарф, но губы накрашены вызывающе ярко. Белый шарф в поцелуях дополнит картину моей неадекватности самым причудливым образом. Стала смеяться в пространство поверх голов, стараясь не встречаться глазами с аборигенами. Понимаю, что клиника, но сделать ничего не могу.

Раньше я не могла читать в метро Покровского, Топаллера, Джерома и Ильфа с Петровым. Но все мои прежние смешки померкли перед талантом Довлатова. Если от кого-то и ждешь, что сейчас будет весело, интуитивно чувствуешь подкрадывающийся приступ смеха, то здесь история другая. На фоне размеренного повествования о мерзостях журналистской работы в советской прессе внезапно выплывает и лопается мыльный пузырь короткой фразы и обдает тебя радужными брызгами. Не засмеяться невозможно. И все же смеяться нельзя, потому что тут же чувствуешь скрытую угрозу в окружающих. Они суровеют и ловят твой блуждающий взгляд. Того и жди милицейского свистка. Кстати, не знаю, нынешние полицейские оборудованы свистками? Если оборудованы, то прошу прощения за неточность. «Милицейский» следует читать как «полицейский».

На обратном пути не стала тащить с собой в метро Довлатова. Струсила – все-таки час пик. Всю дорогу удовлетворялась чтением Элис Монро. Жаль, что удалось найти в переводе только рассказы. Действительно, трудно по трем рассказам судить о таланте нобелевского размаха, но язык, стиль, образный ряд, да и темы – на очень хорошем уровне. Подождем, посмотрим на романы.

Хочу провести с ним завтра собственный день рождения. С Довлатовым, разумеется. Он будет рассказывать, я – внимать. Это, между прочим, серьезное умение для женщины – внимать. Это тебе не тупо поддакивать про футбол или ржать над анекдотом. Сергей Донатович удачно отличается от всех моих мужчин уже тем, что не вызывает у меня никаких душевных страданий, сплошное незамутненное бытом или ревностью счастье. Ну и я его не истязаю своей любовью, что тоже удачно отражается на наших отношениях. Так что с этим кавалером у меня все просто восхитительно, возможно, даже достойно зависти. Но до такой зависти большинству еще надо дорасти. А я пока продолжу слушать и перечитывать от корки до корки. Одно расстраивает — «всему на свете выходят сроки». Но, с другой стороны, в скольких достойных людей я еще ни разу не была влюблена… Только это и утешает.



Кавалер

четверг, 11 июля 2013 г.

Актуальные вопросы

В моем персональном словаре вопрос «почему?» относится к области чувств и отношений, а вопрос «зачем?» — к логике и действию.

Что это? Слишком глубокое погружение в методику использования основного инструмента литератора или «во всем мне хочется дойти до самой сути»?



Я не задаю людям интимный психологический вопрос «почему?» в суете повседневности. Ответ на него требует долгой остановки в пути и потребности подумать о вечности и себе в вечности. Я задаю его только в ситуациях, когда близкие просят помощи в своих душевных исканиях. Отвечать на этот вопрос трудно, иногда больно, иногда страшно. Фактически одним этим вопросом можно дойти до такой глубины чужого мира, куда бы мне не хотелось соваться вовсе. Поэтому я, нагнетая интенсивность размышлений собеседника этим заживо сдирающим кожу «почему?», всегда стараюсь остановиться над пропастью его мироздания, куда мне нельзя, а ему — дорога к пониманию себя.

Но я постоянно, каждый день задаю его себе, отвечаю на него, проходя очередной этап развития и с выводами иду дальше и живу до нового вопроса.

Людей должен ставить в тупик именно вопрос «почему?», но его они игнорируют и, как взбесившиеся псы, кидаются на формальный вопрос «зачем?» Уж такой он неудобный, уж такой отбивающий инициативу…

Если есть инициатива, если человек горит желанием, рвется к действию, его не то, что вопросом, его кувалдой не остановишь. Истерика по этому вопросу говорит лишь о том, что человек ищет отмазку, чтобы не делать озвученное. И спрошенное «зачем?» запускает механизмы отказа от действия, потому что действие не продумано, не желанно, не рационально и еще миллион «не». А раздражение — это сорванная лицемерная маска.

Для меня «зачем?» — это детский вопрос, это любопытство, стремление к новому, к неожиданному ракурсу, которого я сама лишена в силу особенностей психики, недостаточности образования, непрофессионализма в конкретной области, да чего угодно.

Вопрос «зачем?» я задаю людям достаточно регулярно без всякого подвоха, потому что пытаюсь понять логику их действий, порой для меня не очевидную. Так я накапливаю знание о взаимосвязях во внешнем мире в той его части, которая мне не знакома.

Для меня вопрос «зачем?» никогда ничего не убивает, он просвещает, выстраивает, он дает основания для формирования стратегий и отшлифовки тактик.

Человек должен уметь вслух отвечать на вопрос «зачем?» и размышлять над вопросом «почему?».

«Зачем?» бывает полезно задавать себе вслух и в одиночестве, без свидетелей, и отвечать себе вслух, ибо проговаривание последовательности действий иногда приводит к совершенно неожиданным открытиям, отлову ошибок, смене курса, всему, что делает человека думающим и действующим.

А вот принуждение к ответу на вопрос «почему?» или манипулирование разговором, чтобы докопаться до этого самого «почему?» — это изнасилование души, вмешательство во внутренний мир.

Впрочем, я люблю оба эти вопроса и позволяю себе роскошь отвечать и на тот, и на другой в присутствии людей. А вот мои подчас шокирующие ответы или выводы, которые делает собеседник для себя, остаются на его совести.

И неплохо бы детям преподать урок правильных вопросов. «Почемучки» чаще всего спрашивают о том, что видят. В этом они «зачемки». Настоящими «почемучками» их еще надо научить быть.

Впрочем, немногие взрослые знают разницу между «надеть» и «одеть». Что уж говорить о смыслах и действиях, о размышлениях и понимании друг друга.

«Почему?» — и начинаем сладострастно копаться в чужой душе.

«Зачем?» — и кричим о выхолащивании творческого порыва, о несанкционированном вмешательстве в личную жизнь.

Зачем мы это делаем и почему?



Актуальные вопросы

вторник, 9 июля 2013 г.

Апрельское, прожитое

Почему-то вспомнилось именно сегодня. Почему-то подумалось, что вспомнилось не только мне.



- Насколько я помню, он неплохо образован. Тебе будет, о чем с ним разговаривать.

Он смотрел внимательно, как всегда, когда речь шла о личном, показывая взглядом куда больше, чем словами.

- Будет, — согласилась я и заставила себя улыбнуться с той внутренней болью, которую все принимают за одобрение сказанного.

Люди приходят ко мне поговорить. За свою жизнь я выслушала столько историй, узнала столько тайн, отказалась от стольких отношений. Многим есть, о чем говорить со мной. Важно, на сколько хватит меня, чтобы говорить с любым из них.

- Будь счастлива, — пожелал он и отвел глаза.

«А вот этого я обещать не могу», — я продолжала смотреть на человека, который отказывался от меня ради мифического счастья, которого отныне не будет ни у меня, ни у него. На единственного человека, с кем я никогда не уставала говорить, кого я слушала, затаив дыхание. Единственного, с кем я могла молчать. И в этом молчании быть счастливой.



Апрельское, прожитое

понедельник, 8 июля 2013 г.

Импровизации на дорогах судьбы

Три недели назад, ровно на середине трассы, пролегающей между Москвой и Уфой, я заказала номер в мотеле. Обычный одноместный номер, даже без удобств, с единственной целью — спать не под прикрытием грузовиков, а в постели. Обычно эту дорогу в 1357 км я прохожу на одном дыхании, а тут вот подумалось, что нет смысла упираться и можно разок выдохнуть, а утром опять вдохнуть.



Собственно, благодаря подмосковным пробкам, ремонту дороги под Петушками и дурацкому одностороннему мосту во Владимирской области (если я ничего не путаю в географии), который уже много лет тормозит мой путь туда и обратно, я оказалась за 700 км от столицы только в девять вечера. Вывеска мотеля была хорошо видна с трассы, но вход оказался неочевидным. Я зашла в магазин под вывеской мотеля и, прервав телефонный монолог продавщицы на неизвестном мне языке, получила направление сквозь подсобку на ресепшн мотеля. Длинный коридор, угловая стойка, вход в кафе. Все чистенько и ухожено. Посетитель передо мной долго общался с администратором, что-то выяснял, уточнял, заполнял, снова выяснял. К счастью, после долгой дороги у меня не было ни сил, ни желания впускать в свой мозг этот диалог. Я спокойно ждала у стойки без признаков нетерпения и отвлеклась лишь на то, что администратор повела его к двери, выходящей во внутренний двор с маленькой стоянкой, где показала будущему жильцу место для его джипа. Я вышла во дворик следом, прикинула, куда мне ставить мою ласточку, и вернулась к стойке.

Наконец, мужчина ушел парковаться, а я осталась тет-а-тет с чуть настороженной, но подчеркнуто любезной женщиной моложе меня лет на 10.

- Вы заказывали у нас номер?

- Да, одноместный, на фамилию… Нужен паспорт?

- Вы у нас уже были раньше?

Я удивилась вопросу, доставая паспорт.

- Нет. Я в первый раз.

- Ваше лицо мне знакомо.

Вот уж нет. Мое лицо никогда никому не знакомо. Ничем не примечательное среднестатическое лицо женщины, давно прошедшей «земную жизнь до половины», да еще после утомительной дороги. Мне было даже лень его держать, но от ее слов я слегка напряглась. У меня есть знакомые, которых «узнают» даже в других странах, где те никогда не были. Такое лицо. Мое лицо узнают только те, с кем однажды мне пришлось заговорить. Уж не знаю, что в моей манере говорить, шутить, улыбаться или просто создавать нужный эмоциональный фон такого, что после первого раза меня запоминают на годы, но все охранники, банковские служащие, уборщицы, не говоря уже о тех, с кем приходится общаться целенаправленно, улыбаются мне со второго раза, как родной.

В этом мотеле я не была, даже не притормаживала у него ни разу. Так что мне было, от чего удивиться.

Администратор вносила мои паспортные данные в свою базу в компьютер, а я рассеянно рассматривала визитки на стойке.

- Стоянка во дворе? — спросила я, отвлекая ее от регистрации. — Там еще найдется место для моей машины?

- Да, конечно, — ответила та. — Я вам покажу.

Она оторвалась от монитора и повела меня в тот дворик, куда я уже выглядывала, обозначила два возможных места. Я, естественно, выбрала то, что ближе ко входу, ибо начинался дождик, и вернулась через магазин за машиной. Втискиваться на парковочное место пришлось, сложив зеркала, левым бортом к вольво, правым — к задрипанной девятке. Выходить — через пассажирскую дверь, чтобы не создавать проблем обоим соседям. Но с моими компактными размерами это не проблема.

- Вы точно у нас раньше не были? — спросила меня женщина за стойкой, внимательно глядя в глаза.

- Точно не была, — рассмеялась я, уже откровенно ожидая подвоха.

- А ведете себя так, как будто были.

Хм… Что в моем поведении навело ее на эту мысль? Голова работала быстро и, кажется начала догадываться.

- Нет, не была, уверяю вам.

- Ну мало ли… А вдруг вы с проверкой, — неожиданно сообщила администратор и испытующе глянула мне в глаза.

- Ревизор? — догадалась я.

- Да, уж очень вы уверены в себе, и кажется, что все знаете, но проверяете меня.

Это необычайно интересно — услышать такое о себе. Я ограничила круг общения до полутора десятков интересных мне людей, я вычистила записную книжку, ареал обитания, мысли, чувства от посторонних. Я живу совершенно замкнуто, не впуская в свою жизнь чужих, соприкасаясь на периферии своего мира лишь со вспомогательным обслуживающим персоналом: кассирами, операторами банков, продавцами. И никто из тех, кто задержался со мной, не скажет мне того, что скажет посторонний. Раньше я слышала подобные мнения, но раньше я была более открыта миру, а теперь я лишь сторонний наблюдатель, не участник.

«Вы устраиваетесь на работу так, как будто делаете это в сотый раз».

«Вы рассуждаете об этом так, как будто это дело вашей жизни».

«Вы ведете себя так, как будто тут уже были».

- Нет, я не ревизор!

Я откровенно забавлялась ситуацией, и казалось, женщина мне поверила. Вернула паспорт, рассказала, что кафе открывается в пять утра, дала ключ от номера.

- Номер на втором этаже? — спросила я.

- На втором, — подтвердила она. — Как войдете — первая дверь слева.

- Прекрасно, — порадовалась я, так как сумки и ноут неприятно оттягивали плечо. — И поскольку я все-таки у вас никогда раньше не была, хотя вам и кажется иное, я понятия не имею, где вход на второй этаж.

Она рассмеялась в ответ: «Приезжайте к нам еще!» и показала мне выход на лестницу.

Ночь прошла спокойно и сонно, и когда я в 9 утра спустилась в кафе, за стойкой была другая администратор. После удивительно негостеприимного завтрака, я вернулась в номер, собрала вещи, спустилась и положила ключ на стойку.

- Спасибо, все было прекрасно, я уезжаю.

Незнакомая администратор кивнула, и я занялась складыванием вещей в багажник.

- Вы забыли документы, — раздался голос за спиной, и администратор протянула мне распечатку с прикрепленным кассовым чеком.

- Зачем она мне? — не поняла я.

- Разве вы не заказывали для отчетности?

- Нет, мне не нужна отчетность.

- Странно, — сказала утренняя дама. — Она оставила это специально для вас.

- Ну, коли специально для меня. Давайте, брошу в машину.

Забравшись за руль, я долго смеялась. Ревизор, все-таки я — ревизор. Она решила перестраховаться, она не поверила. Уж слишком по-хозяйски строго я осматривала коридор, стоянку, порядок на стойке.

Ко всему в этом мире, что оказывается в поле моего внимания, я стала относиться по-хозяйски строго. С годами появившееся умение, порой совершенно неосознанное, «захватывать территорию», смотреть оценивающе, вести себя уверенно, держаться отстраненно — это внешняя часть меня.

Я словно бы прохожу этот квест раз за разом, не путаясь в коридорах, открывая нужные двери, создавая впечатление, к которому не стремлюсь. В этом нет сознательного завоевания, это лишь интуиция и память каких-то иных жизней, которая все больше и больше открывается, которая позволяет обходить грабли, знать, в чем подвох, выбирать нужную дорогу. И я благодарна таким вот «маячкам», как этот случайный администратор в мотеле на трассе, с их бесхитростной откровенностью сторонних впечатлений.

Впрочем, я отлично понимаю, что то, что прочитала во мне она, чаще всего держит случайных людей на расстоянии. Вот тут, возможно, я частично включаю сознание, потому что мне нравится эта дистанция с чужими. И даже прозрачная стена — с теми, кому не положено подходить слишком близко.

Только очень-очень близкие, которых можно пересчитать на пальцах одной руки, знают, что я осторожна, ранима и совершенно не уверена во внешнем мире, потому что он — лишь моя фантазия на дорогах судьбы очередной кошачьей жизни. А фантазии — слишком зыбки и непредсказуемы, чтобы всерьез подготовиться к тому, что ждет тебя за поворотом или на обочине. Моя жизнь — чистая импровизация на случайно всплывшую тему.



Импровизации на дорогах судьбы

Трудный ребенок почтенного возраста

Чувства не мешают объективности. Я долго думала над тем, почему я люблю без всяких «но», не злюсь на недостатки и никак не могу надеть эти самые розовые очки, в которых недостатков вовсе не видно.

Чувства не позволяют открыть рот внутреннему судье, который есть у всех.

Чтобы перестать осуждать других людей, мне надо включить голову, провести анализ ситуации и объяснить себе, почему хороший человек поступил в конкретной ситуации как законченная сволочь. Мне надо сдержать гнев, обиду, раздражение и еще много-много всего. Мне надо успокоиться и отпустить отрицательные эмоции.

С любимым проще. Нет отрицательных эмоций — нет всего, что заставляет осуждать прежде, чем понять.

Как ни странно, в человеке осуждение включается раньше всего остального. Не потому ли, что человек подобен Богу и носит в себе и добро и зло, сам себе судья и осужденный, преступник и жертва, творец и творение. Сделать над собой усилие и понять каждого — трудно.

Любить и понимать одного — проще некуда. Для меня.

Сколько раз я слышала, что он не достоин. Любви, понимания, прощения.

С судейского кресла — не достоин, впрочем, как и каждый, кто произнес это вслух.

Быть достойным — это не врожденное. Этому надо учиться, для этого нужна поддержка близких, те самые чувства, о которых они забывают, когда выносят вердикт: «виновен, подлежит смерти».

Те, кто считают, что он не достоен меня, сами достойны ли?

Сколько раз я разворачивала флюгер его раздражения против них в сторону понимания и прощения. Кто из них знает? Сколько раз он готов был осудить и останавливался, злился на меня, но пытался преодолеть себя и разобраться в других.

Все его проблемы от того, что он ничего не понимает в людях. Ему было бы обидно это услышать. Он как знамя несет этот свой «почтенный возраст» и аксиому, что он старше меня на 30 лет. Ах, если бы возраст все решал…

Он считает друзьями самых жестоких своих судей и подпускает близко тех, кто лжет ему и возбуждает в нем худшее. Он выбирает тех, кто лицемерит, потому что с ними проще не думать о том, что надо что-то изменить в себе — и изменится мир.

Взрослый и в то же время совершенно запутавшийся в отношениях мальчишка.

«Думаете обо мне плохо? Не вопрос, покажу вам, как на самом деле бывает плохо».

Оправдать «доверие» — вот тот принцип, по которому он живет.

Его надо хвалить, как ребенка. За то, когда помог бескорыстно, а тем более — «в ущерб» себе, за то, когда постарался увидеть хорошее, когда закрыл глаза на плохое, за то, что остановился и не совершил ошибки, за пропущенную мимо рта рюмку, за такое, что и не снилось уверенным, что видят его насквозь, «воспитателям».

Привыкшие хвалить за значительное — не понимают, что можно найти в нем значительного. Кроме значительно-плохого. И никто больше него не видит в себе столько значительно-плохого. Больше, чем есть на самом деле. И никто больше него его не осуждает. И есть ли хоть кто-то, кроме меня, кто скажет слово в защиту?

Пусть хороший человек — это тот, кто сделал что-то хорошее, а не тот, кто не сделал плохое. Но кто из судей чист перед другими, не говоря уже — перед самим собой?

Да, его надо хвалить за то, что не сделал плохое. Вот такой парадокс. Вот такой «трудный ребенок», который и говорит о себе, как о трудном ребенке.

Кто сказал, что с ним просто? Мне было с ним трудно и хорошо. Трудно — это не повод бросить. Хорошо — причина остаться навсегда.

Ни один, кого мне рекомендовали как хорошего человека, не лучше его. Да хотя бы потому, что у него есть такое достоинство, которое многим и не снилось: благородство.

И даже если вы не видите — я вижу. И даже если это вижу только я, это говорит о том, что со мной он может быть таким, потому что я не осуждаю, потому что мои чувства не доводят до зала суда. И если он может быть таким со мной, значит, и с вами может. И тут возникает вопрос: а почему с вами он другой? Может, надо что-то не только в его консерватории поправить?

И мне решать, достоин он меня или нет. Потому что если меня столько лет вели к нему и дали увидеть то, что он никому не показывает — свою душу, значит, он достоин. Всего. Меня. Любви. Быть счастливым.

И ничего не закончилось, пусть враги не радуются. Я никуда не уйду. Он — такой, какой есть, — причина моего счастья.

Судей осудят другие судьи, каждый получит не только меч правосудия, но и палача. А я останусь с ним, даже сто тысяч раз осужденным. Моя любовь справится, она сделала верный выбор, она выбрала из многих одного человека, своего, самого достойного.



Трудный ребенок почтенного возраста

четверг, 4 июля 2013 г.

Границы терпения

Это только кажется, что влюбленная женщина — законченная дура. На поверку оказывается, что те, которые ищут выгоды, проигрывают куда больше. Правда, и те, и другие — в дурости своей бессознательны.



Выгодоприобретательницам кажется, что за деньги можно и потерпеть его плохое настроение. И еще немного потерпеть его поездки к блядям. И еще немного — пьянство, больше смахивающее на алкоголизм. И когда орет — тоже потерпеть. И когда блюет. И болеет. И делает назло. И думает только о себе. И придирается. И говорит «заткнись». И друзей его занудных. И детей его с их проблемами, и внуков. Все можно потерпеть за деньги, за возможности, за блага.

А он видит, что она терпит, и понимает, за что она терпит. И ему за свои деньги азартно и весело уточнить границы ее корыстного терпения. И еще немного передвинуть границу отношений. И еще. И вот так. И так, как она год назад даже подумать не могла. И он сам еще год назад не мог подумать, что зайдет так далеко.

Тогда он бежал от любви, которой не бывает, и был щедрый, галантный, веселый и похотливый. И все это — в ее сторону. А сейчас он пьет, матерится и придирается — в ее сторону. А щедрый, галантный, веселый и похотливый он там, куда она звонит и устраивает скандалы. И он стареет, и постоянный стресс не умножает ее красоту, зато впереди встают годы, потраченные на это терпение, от которого уже тошно. И приходится срываться на других. И надо уходить. Но ведь была цель, и есть цель, и обидно потраченных сил, нервов, надежд и мечтаний о светлом финансовом будущем. Без него.

И она уже не понимает, когда это он зашел так далеко…

И не помнит, как сидела в машине с другой такой же выгодоприобретательницей, а он был пьяный в стельку и выбирал, которую из них будет сегодня трахать. Выбрал ее, и она была горда тем, что выиграла главный приз — его деньги, его возможности. А даже если и помнит, то не понимает, что именно тогда впервые или не в первый уже раз позволила — и он переступил черту, и еще раз переступит, и снова, и будет двигаться в этом направлении, пока она в истерике и в ненависти не сдастся. Или «пока смерть не разлучит их». Но у него хорошая генетика. Дай Бог ему здоровья! :)

Жалко ее. Жалко его. Так видят их со стороны.

Я смотрю и не вижу, почему надо жалеть кого-то из них.

Я его люблю, но не жалею. Я никогда не знала его таким. Мне и в голову не приходило терпеть. Я улыбалась и была снисходительна к его слабостям, к силе, к самоуверенности, к деньгам, к возможностям. Любящим женщинам нет необходимости терпеть, они любят все в своем мужчине, и уходят, когда перестают любить.

Я не знаю, как это — терпеть с ним, потому что он никогда меня не обижал. Однажды его неуклюжесть (или попытка проверить границы терпения) заставила меня не остаться на ночь и тихо плакать в одиночестве по дороге домой. На следующий день я попросила не обижать меня или отпустить. Он выбрал не обижать.

Не знаю, что он понял про границы моего терпения… Но я до сих пор счастлива своими воспоминаниями, потому что он был лучшим мужчиной в моей жизни. В плохом настроении, в болезни, на дне бутылки, всегда.

Я была счастлива с ним с первого мига нашей встречи, а она была несчастна в прошлом сентябре, несчастна в начале этого июля… А уж чем она будет утешаться потом, когда терпение лопнет…

Он стареет на глазах, он одинок, он тоже несчастен. Он считает, что такого его любить невозможно. Но он взрослый мальчик, он сам выбрал жизнь себе назло.

А я счастливая дура, я его люблю. Или просто у терпения влюбленной женщины нет границ.



Границы терпения

четверг, 6 июня 2013 г.

Сопереживание радости

Однажды наступает момент, когда тебе все сложнее радоваться ежегодным праздникам, потому что ты видишь, что на чашу весов будущего брошено куда меньше лет, чем на чашу прошлого. Ты говоришь: чему радоваться, мне уже сорок пять, шестьдесят восемь, восемьдесят два.



Ты осматриваешься и видишь, что тех, кому сегодня восемьдесят два, как и тебе, осталось мучительно мало. Всем твоим друзьям было двадцать восемь или тридцать семь, а девятый десяток разменивают единицы.

Чем тяжелее чаша прошлого, чем выше поднимается чаша будущего к вечности. И тем ценнее, если рядом есть друзья, которые умеют сопереживать твоей ускользающей радости еще одного прожитого года. А если они просто пользуются поводом выпить на твоем юбилее или не приходят, трусливо примеряя его к себе…

Не все поймут, но это не важно. Мне важно было сформулировать и осмотреться вокруг. Любовь и эмпатия дальше друг от друга, чем дружба и эмпатия. Если сопереживания нет – лучше в стареть за рулем своей машины без штурмана, чем ехать в переполненном автобусе с гидом. Иллюзия дружбы страшнее осознанного одиночества.

Не все поймут, не все примут. И слава Богу.



Сопереживание радости

Самообман и лже-дуальность

Каждый раз забываю, что психические расстройства от неврозов до депрессий довольно сильно изменяют картину соционического типа личности. Вернее, не то, чтобы забываю… Просто, стараясь при встрече отодвинуть типирование на случай более близкого знакомства, оставить для него место в будущем, не анализируя сознательно увиденное на первом этапе, можно сделать предварительные ошибочные выводы.



Вот как-то так, видимо. То есть если меня спрашивают, кто этот человек, и требуется быстрая оценка, я стараюсь уйти от скоропалительных выводов. Ошибиться легко, но ошибки чреваты последствиями.

Если ты предполагаешь, что человек принадлежит второй квадре, строить с ним отношения по типу беты, а потом внезапно понять, что все ваши проблема из дельты – смерти подобно. Плохо будет обоим.

При поверхностных выводах ошибок в типе не избежать, а уж если черты личности осложнены психическими расстройствами, то можно таких дров наломать…

Человека надо исследовать долго, получасовой беседы чаще всего не хватает, даже при наличии пройденного теста. Как забавно читать, что люди «перетестируются» до бесконечности, неудовлетворенные описаниями. Как мало людей готовы принять себя со всеми «недостатками» своего типа. «Это не я» — говорят они, читая о слабой структурной логике или о «сомнительных» проявлениях базовой силовой сенсорики. Еще печальнее бывает, когда они принуждают свои одномерные функции быть творческими и не готовы признать свои таланты, потому что таланты кажутся им недостойными того, к чему они всю жизнь стремились под влиянием окружения или обстоятельств.

Фактически, оценку личности можно проводить, только зная условия ее существования и то, какими идеалами она живет, снимая слой за слоем все наносное. Иногда одной фразы, сказанной в запале, бывает достаточно, чтобы перечеркнуть все результаты типирования в лабораторных условиях. Иногда надо нащупать болевую, иногда – докопаться до базовой. Но одной фразой, которая обязательно прозвучит, потому что мы вынуждены хоть на мгновенье снять маску, можно отсечь лишнее и расставить все по своим местам.

Не знаю, есть ли такие исследования, но было бы интересно проследить, как другие типы личности влияют на нашу сущность и до какой степени преображают ее. Как мы формируемся под влиянием некомфортных интертипных отношений. Уверена, что есть закономерности. На формирование молодого Жукова конфликтная ему бета действует одним образом, а на Робеспьера конфликтная гамма — другим.

Любой тип замечательно «унифицирует», на первый взгляд, депрессивная триада, но все равно находятся триггеры, которые запускают те или иные функции, например, демонстративную.

Вообще, демонстративная функция очень интересна. Именно она подло обманывает при отношениях конфликта. Например, Есенин «обманывается» волевой сенсорикой Штирлица, которую тот демонстрирует в некомфортных состояниях. Но его дуалу Жукову нет необходимости демонстрировать силовую, он не включает ее по желанию, он в ней живет. И в результате в естественной обстановке он действует куда мягче по базовой функции, чем Штирлиц по демонстративной. А Есенин подает себя как специалист по человеческим отношениям, чем безмерно привлекает Штирлица, который при знакомстве не осознает, что его дуал Достоевский недемонстративен в принципе и показывать себя с лучшей стороны в этом вопросе не будет. Таким образом, возникающие отношения «ложной дуальности», заставляют людей притягиваться и в итоге соприкасаться там, где им соприкасаться категорически запрещено – по болевым. Вот тогда-то и наступает конфликт: один не может не действовать по своей базовой, а другому нечем защитить свою болевую.

И хорошо, если двое конфликтеров – люди думающие и интеллигентные и при зарождении напряжения они расходятся мирно и с небольшим уроном для себя и окружающих. А сколько таких «лже-дуальностей» заставили людей создать семьи или вынуждают работать в одном коллективе и в том и в другом случае неся неподъемный груз ответственности за отношения, обремененные обязательствами и увязшие в многолетних проблемах.

Снова возвращаюсь к мысли, что такому анализу и изучению интертипных отношений надо учить еще в школе. И что типировать по фотографии или по опроснику невозможно, что лингвистический анализ не всегда выручает и на построенные модели оказывает влияние наше формирование рядом с другими типами и под их непосредственным руководством.

А когда на вопрос, какая вам песня нравится, я отвечаю строчкой «Проходит жизнь как ветерок по полю ржи» и радостные типировшики с облегчением констатируют «Бальзак», игнорируя и демонстративную, и болевую, и творческую… Ну что тут скажешь… «Мы все умрем», безусловно, но я-то уверена, что в итоге и после смерти «все будет хорошо».



Самообман и лже-дуальность

Наше все

Сегодня весь день — только о нем. Он — наше все и солнце русской поэзии, прародитель литературного словаря, он в современном фольклоре отвечает за все, что мы не сделали сами и прочая и прочая. О нем говорят и пишут, о нем «изыскивают» и его исследуют по строчкам…



И все же я не люблю Пушкина.

В школе это произнести было страшнее, чем сказать, что не любишь Брежнева. Политические репрессии среди школьников явно не были приняты в обществе, а вот литературные…

Можно было сказать: я люблю Лермонтова больше, чем Пушкина (чем и приходилось довольствоваться, обманывая внутреннюю цензуру уроков русского и литературы), но обязательно в сравнении. «Больше чем» предполагает, что ты молодой, зеленый, не доросший до понимания. Не дочитал, не додумал, не дочувствовал. Можно было сказать, что не любишь Чехова или Достоевского, Маяковского или Шолохова. Но не Пушкина, потому что (см. первый абзац)… Они все по отдельности и даже вместе взятые — просто хорошие или великие писатели. А Пушкин — бог литературы, опять же наше все.

Ладно, может, я чего-то и не дочитала, не додумала, не дочувствовала в школе. И даже могу поверить, что это же упущение со мной случилось в университете. Но уж к сорока пяти могла бы вырасти и привести свое отношение к солнцу русской поэзии в соответствии с двухсотлетним представлением народа. Могла бы… но не сложилось.

Я не люблю Пушкина.

Сейчас об этом говорить так же не принято, как и раньше, по тем же причинам. Тридцать лет спустя культ не вырос, но и не испарился, что говорит о безусловном воздействии нашего всего на русскую литературу и умы интеллигенции. Другую прослойку уже и не рассматриваем и о народе не говорим. Нынешние школьники о Пушкине только что-то слышали, цитировать не могут, в дисскуссию не вступят и единым фронтом на защиту не встанут. Все равно им, что Пушкин, что Пупкин, одной буквой различаются.

А я все так же не люблю. Вернее, не так же, иначе. Раньше я билась за понимание его во всеобщей любви и себя в своей нелюбви к нему. Искала причины и поводы, штрихи и нюансы, копалась в строчках и образах. Не хочу даже вспоминать свои литературоведческие и психологические изыскания, это все мелко.

Моя нелюбовь к нему победила на главном уровне, на интуитивном.

Я не люблю Пушкина, потому что он меня не трогает эмоционально. Как я равнодушна к хрусталю, например, к атрибутам богатства, к пафосу и витиеватым речам «о высоком» и общественном благе.

Помнится, в музее при заводе в Гусе Хрустальном народ визжал и писался, изумлялся и скупал в ближайшем магазинчике сувениры и вазы.

Холодный, изящный, прозрачный, пустой и сверкающий. Хрусталь и… сами понимаете.

Столькими гранями сияет, преломляет лучи, а не греет, не дает ощущения тепла и душевной близости. Когда слишком ярко, хочется отойти подальше. А отвернувшись, не хочется возвращаться.

И даже если хрусталь заменить великолепием камней на Бриллиантовой бирже в Тель-Авиве — все равно не заводит. Стоимость выросла, а чувства молчат.

Проза у него посредственная, а стихи… о себе, о любви к себе, о красоте своих переживаний, о своем участии в друзьях, в женщинах, в России. Нарциссизм и завоевание пьедесталов. «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» (с)

В общем-то, это мое личное мнение и я его полностью разделяю и даже не ищу союзников, как и не опасаюсь осуждающих. Все равно мне на мнения…

Не помню, куда типируют Пушкина размножившиеся до невероятного количества соционические типировщики, но по мне так нет самовлюбленнее образа, чем Наполеон (ЭСЭ). Никого не хочу обидеть, но чего уж тут скрывать, Наполеоны — они такие… всегда выше всех, как памятник нерукотворный. Солнце русской поэзии — гениальный манипулятор любовью всех к себе любимому. Это не достоинство или недостаток. Родился таким.

«Да что мы все обо мне, да обо мне! Давайте о вас!… Как вы ко мне относитесь?» — вот таким я вижу наше все.

А мне-то, собственно, какое дело до Александра Сергеевича? А никакого. Не перечитываю я его долгими зимними вечерами и не буду, потому что не верю я ему, мне с ним холодно и одиноко.

А все остальное сегодня — музыка навеяла.



Наше все

четверг, 16 мая 2013 г.

Точка депрессии

Что-то сегодня особенно паршивое настроение с утра. Видимо, этот город давит. Месяца жизни в нем достаточно, чтобы хотеть сбежать "куда глаза глядят". Нет тетки в глуши, в Саратове. Впрочем, ни с какой теткой я бы не ужилась ни за что. Я и с дядьками-то не очень...

Глаза никуда не глядят. Если только в помытое окно сквозь бурную зелень кустов и деревьев на медленно ползущую Рязанку.
Как хорошо, что никуда не надо ехать. Как отвратительно, что никуда не надо ехать.
Слава Богу, что вечером придется выехать "в люди". Черт бы побрал этот вечерний выезд "в люди"!
Вот как-то так... не очень позитивно, разнонаправленно, как взбесившийся компас.
Иногда полезно снять железную маску с застывшей улыбкой и проветриться, погреться на солнышке. Поплакать. Подумать, что столько всего пройдено. Посмотреть в пустоту впереди.
Надеть маску. Подправить улыбку своего отражения в зеркале. Жить дальше.
Чертов стремительный психический метаболизм не дает погрузиться в депрессию, внутренний компас, нацеленный на "все будет хорошо", перестает беситься и безошибочно находит нужную тропинку. Это как пытаться утонуть в Мертвом море. Даже не погрузишься...
Судя по тому, что "точка депрессии" пройдена сегодня с утра, жизнь должна начать налаживаться. Но направления все равно пока не видно.
Зато четко стало видно старое, доброе, проверенное: доверять можно только своим собственным ощущениям, своей интуиции. Если все уверены в правильности пути, то это точно ошибка. Для меня.
Грабли - травматичное напоминание. Эдакая болевая заметка на полях "Похвалы глупости".
Я никогда раньше, даже в юности, не совершала таких глупых, наивных, осознанно-ошибочных шагов. Но все вокруг твердили: да ты просто не умеешь доверять, иди дальше, научись, поверь.
Я не поверила. Но зачем-то решила проверить.
Докладываю: никому нельзя доверять. Только своей интуиции. Она хоть и сволочь, но не вредит - проверено сорока пятью годами.
Собственно, ничего фатального не случилось, я просто поставила еще одну галочку себе в плюс и внешним мнениям в минус.
"Не смертельно", - говорю я себе, как в письмах к своему другу. "Держись, мы прорвемся!"
Так и будет, прорвемся. Надо только посчитать, сколько усилий приложить в этом направлении прорыва, потому что меньше всего я хочу расходовать внутренний ресурс на бессмысленные действия и обдумывания не стоящего.
Будучи overqualified в некоторых областях, я однозначно не хочу искать в этих направлениях интеллектуальную работу. Вот copy-paste - это то, что надо на данном этапе.
Прожиточный минимум с возможностью принадлежать себе по максимуму - таков девиз на ближайшее направление движения. А дальше - как пойдет.
Может, это Mayday так на меня повлиял? Или весна и сирень?
Или мысль о том, что человеку никогда не достаточно, чтобы его просто любили. Ему надо, чтобы его любили именно так, как ему этого надо.
Кто-то жалуется, что его не любят. Скорее всего, именно потому, что он не видит того, что нужно именно ему для счастья. Всегда кто-то любит кого-то, это закон жизни.
Я жалуюсь, что меня любят. Меня раздражает, что меня любят. Потому что любят не так, не те, не за то.
Я иду дальше в понимании себя. А кто-то скажет, что я слишком привередлива. Жри то, что дают!
Это как умереть в винной лавке от жажды. Я хочу воды, а не напиться и забыться.
Overqualified в любви и в отношениях, вот как именуется моя неизлечимая болезнь. Клинический диагноз, несовместимый с жизнью среди нормальных людей, которые едят, пьют, ходят на работу, размножаются и живут среди таких же нормальных, qualified.
Я слишком хамелеон, чтобы остановиться и стать зеленой. Хотя цвет такой... позитивный. Но не мой.

Шкурный интерес

Многое можно понять, услышав, как один говорит о другом. Что говорит. На чем акцентируется.
Многое можно понять, услышав, как второй рассказывает о первом. Об отношениях. О проблемах.
Все становится на свои места, стоит увидеть их вместе: как смотрят друг на друга, как дотрагиваются или не дотрагиваются друг до друга, на каком расстоянии держатся, как слушают.

Есть вещи, которые скрыть нельзя. Как правило, именно их никто и не замечает. Парадокс.
Люди судят о мотивах других и делают выводы, исходя исключительно из собственных шаблонов.
Сегодня примерила на себя чужую мысль о другой женщине: "Она молодая, она с ним сюсюкается, ясно же, что у нее есть шкурный интерес".
Посмеялась. Огорчилась. Вздохнула.
Шкурный интерес есть всегда.
Одна ждет квартиру, чтобы нежить там собственную шкуру.
Другая ждет, что ей достанется эта самая любимая шкура. Старая, больная, с отвратительным характером, предающая и не умеющая любить. А квартиру надо оставить сыну.
Но со стороны это смотрится совершенно одинаковым шкурным интересом.
Если не знать, куда смотреть, не слушать, судить по себе.
Любовь - это всегда эгоизм. Эгоизм - далеко не всегда любовь.
Две разные женщины в рамках одного вывода.
Улыбнулась.

среда, 1 мая 2013 г.

Шаблон

Чертовски неудобно не вписываться в шаблоны.
Нисколько не хочется быть идеальной, да впрочем, и раньше не хотелось.
То есть, конечно, шаблоны создают для нас другие, а потом начинают споро работать ножницами и киянкой - тут подрезать, тут отстучать, тут вообще втиснуть и закрепить хоть гвоздиком, хоть суперклеем.
Кто-то не дотягивает до шаблонов и сходит с дистанции, скорее всего, сожалея об упущенных возможностях. А я вот масштабно не вписываюсь. Это чертовски неудобно. С одной стороны.

С этой стороны не получается понятная и прозрачная жизнь. Не домохозяйка, не карьеристка, не жена, не любовница...
Деньгами не покупается, к материальному до некоторой степени равнодушна, общественным благом не горит, штампа в паспорт не хочет, выбирает сама и уходит, когда разочаровывается.
Иногда даже я начинаю чувствовать какую-то мещанскую ущербность во всех этих "не". Хотела бы я загореться хоть чем-то из перечисленного. Представляю, как это смотрится со стороны.
Правда, под один странный шаблон я все-таки попала. Причем, описан он был практически одними и теми же словами, хотя люди были не только не знакомы между собой, так еще и глобально несовместимые по жизненным установкам.
Отвечаю.
Нет, я категорически не из тех, на ком обязательно надо жениться, даже если так видится со стороны. И чаще всего я хочу отношений без обязательств совместной жизни до гроба. И не могу обещать, что мне не надоест завтра или через год. И не хочу отказываться от ночных звонков, эпистолярных романов, встреч с бывшими, флирта с остальными.
Мне нравится быть собой. Я себе такая удобна.
Однако, я понимаю, что могу быть завоевана тем, кто мыслит шире шаблонов.
И тогда, возможно, я стану хорошей женой, любовницей, домохозяйкой и даже реализую главный творческий проект, который мечтаю реализовать всю жизнь. Проект с названием "Мой Мужчина".
Но личные духовные практики и мировая мудрость напоминает, что "много званых, но мало избранных". Не в кого вложиться. А тратиться на то, чтобы вписаться в узкие шаблоны - не мое.
На днях малодушно подумала: не усыновить ли мальчика лет сорока. В который уже раз.
Потом посмотрела на взрослого и ответственного мальчика лет сорока и усмехнулась: не удочерит ли он меня? Я была бы такой лапочкой-дочкой...
Люблю эту эротическую программу, грешна.
Смогла бы я все бросить из завоеванного и принадлежать в полной мере только одному человеку?
Думаю, это возможно. Я не оставила мыслей о проекте "Мой Мужчина", хотя, конечно, возраст уже намекает...
Конечно, с таким решением мне пришлось бы изменить весь свой мир - и мне нравится эта мысль.
Мне интересно менять свой мир, распахивать разные двери, впускать новые ощущения и впечатления.
Хотела бы я от мужчины в ответ такой же преданности и верности? Боюсь, что нет.
Мужчина, изменяющий свой мир ради женщины - не по мне.
Если я полюбила его таким, каким увидела, то таким он мне и нужен.
Гуляет? Ну так что!
Снимает стресс алкоголем? Это его выбор.
Работа - первая жена? А зачем мне обленившийся кот на диване?
Женщина меняет свою жизнь ради мужчины, мужчина принимает в свою жизнь женщину, которая заполняет в ней предназначенную ей нишу. Нишу, а не весь мир.
Я буду разочарована, если он попытается заполнить мной все. Я буду вознаграждена, если с моим приходом его мир станет богаче, а не беднее.
Но, как правило, мужчины пытаются впихнуть меня в привычный шаблон жены или любовницы - и пугаются перспективы. Не надо мне соответствовать, надо оставаться собой.
С другой стороны, их шаблоны сразу показывают, с кем можно задержаться, а от кого надо бежать, сломя голову.
Шаблон - это почти всегда жесткие рамки. А я все время расту и учусь. Как жена, как любовница, как домохозяйка. Как женщина. И я хочу тянуться за своим мужчиной, а не тащить его за собой с натугой, как тепловоз тащит товарный состав.
Так что усыновить не получится. И удочерить никто не решается.
Придется, как всегда, обматерить и идти дальше одной.
Развлекаясь, флиртуя, не обещая ничего, вне рамок.
Хорошо быть свободной весенней Кошкой... в свободном поиске...

Из прошлого

Ты его любишь.
Это давно уже не вопрос. Это доказанный факт твоей биографии и его биографии. У вас теперь разные биографии, и все даты и события остались в прошлом. А все равно нет ощущения, что это конец.

Ставящие в первую секунду в тупик звонки со странными вопросами - тот самый привычный тайный код: я напоминаю о себе, теперь шаг за тобой.
Шаг за тобой.
Кажется, что впереди пропасть. Куда шагнуть, если стоишь на самом краю?
И каждый раз падение отодвигается, полоска земли становится чуточку шире и что-то удерживает тебя от катастрофы.
Говорят, что тот, кому суждено остаться, сколько бы раз ни уходил, все равно вернется.
Так и есть. Ты удивляешься этим возвращениям, потому что не ждешь. Или ждешь молча, настолько глубоко спрятав свое ожидание, что кажется - все давно позади.
Ты учишься радоваться тому, что вы не вместе, тому, что та, другая, жизнь налаживается без тебя. Не так, как хотелось когда-то для двоих, но тоже неплохо. Тому, что одиночество отступает перед привычной жизненной каруселью. Тому, что есть воспоминания, даты, крохотные свидетельства того, что все шло к счастью.
Просто у вас разные представления о счастье, и ничьей вины тут нет.
Пусть будут разные, лишь бы жизнь продолжалась. Лишь бы цвела сирень. Лишь бы были долгие зимние вечера.
Ты его любишь. Ты просто умеешь молчать об этом.

четверг, 14 марта 2013 г.

Весенний гон

Что-то вчера был день богат на сексуальные изыскания в разных статьях, видимо, весна. Например, на сайте у «Сноба»: «Куда делся секс?» А у меня вчера руки до секса так и не дошли. Ну то есть до «написать про секс». Впрочем, до всего остального с ним связанного я вчера тоже не дошла и еще какое-то время не дойду, как бы мировая общественность ни кричала, что женщине заняться сексом в наше время — как нечего делать, тогда как у мужиков наступили трудные времена.

Я так считаю, что трудные времена наступили у тех, кто себя не на помойке нашел, и первичные половые признаки тут определяющей роли не играют.
Вечная тема во время весеннего гона, что девочки поголовно продаются, а мальчики неплатежеспособны. Правда, логику, что девочки могут и за деньги и бесплатно, а мальчикам все равно платить, мне не понять. С кем же тогда девочки бесплатно? Друг с другом? Ну так и мальчики так могут. И пошло-поехало, можно сразу законы принимать и поздравлять друг друга с выросшими до размеров большинства меньшинствами.
А еще выясняется, что женщины делятся на «я не такая» и «а сколько дашь?» И тут уж я вообще ничего не могу понять... Вроде бы «не такая» - это когда до свадьбы ни-ни. А на деле — это просто дороже.
А мальчики сплошь и рядом сидят в ФБ и на любимых порносайтах, и девочки живые и теплые, которые за деньги, их уже не волнуют. Ну это и понятно, когда своя рука владыка и бесплатна.
Заразили нас чем-то диверсанты. Асексуальностью, как говорят.
Хотя вот почитала культурологические изыскания изголодавшегося народа — и понять не могу, а в чем подвох и где логика?
Секс есть, если все со всеми за деньги, а когда денег нет — все равно закатывают солнце вручную и завидуют Кубе, где под каждой пальмой случка... Правда, и у нас можно, вот прямо по весне, под каждой елкой, опять же в снегу мягко, не на голой земле. Закралось у меня поначалу подозрение, что, может, это и не про физиологический аспект взаимоотношения полов, а хорошо завуалированная потребность в бескорыстной и чистой любви.
Но мои наивные прозрения были начисто убиты фразой: «А белые европейцы все не наиграются со своей дурацкой нравственностью».
Нравственность — когда не все со всеми — это плохо, как выясняется. Я-то все по старинке думала, что у нас упадок этого самого, а вот ведь оказалось с точностью до наоборот — выросла нравственность. Некоторые отщепенцы вообще никому ни за какие коврижки не дают - это особо в тяжелой форме заразившиеся, видимо, с переходом в хроническое состояние «динамизма». А итог печален - обесценено значение секса.
В популярных сериалах два симпатичных героя хотят друг друга 3-4 сезона — и ни разу даже за кадром. Вообще непонятно, зачем снимать такой нежизненный бред (правда, это у них там, в загнивающей Европе, у нас все попроще, но дорого), когда можно увидеть в порнофильме не только жалкое с любовью под одеялом по разу, но и с размахом крупным планом по пять партнеров сразу. И жениться не обязательно, ибо секс ради секса — это наше вожделенное все.
«Но, понимаете, секс — это очень весело. Это и расслабляет, и освобождает, и дает удивительную позитивную энергию. И хорошие впечатления. И повод для разговора — причем не унылого, о каких-нибудь там политических или экологических катаклизмах, а возбуждающего и занятного».
Это шоб вы знали и шоб вы всегда так весело жили. Ну, хотя бы до пенсии.
Поразительно, что процесс рассматривается вообще отдельно от партнера, как самоценность. Если производители секс-игрушек уже научились говорящих кукол делать, вроде троллящих гаишников хомяков, то можно ставить точку - проблемы решены. Принеси резиновой бабе искусственные цветы и болтай о сексе на немецком в соответствии с культурной традицией порно-индустрии. Хотя... если есть говорящие хомяки... Нигде же на написано, что должно быть по образу и подобию. Главное - возбуждающе и занятно поговорить.
Хотя куда мне разобраться в поводах для разговоров... Я этот отсутствующий секс делать предпочитаю, с мальчиками, впрочем, его можно даже совместить с беседой о судьбах страны, был бы собеседник достойный. И делаю я «это самое» безвозмездно, то есть даром. Правда, с избранными. И мне уже явно не 24.
В общем, я долго читала с интернет-листа и все равно не угадала ни одной ноты. То ли в консерватории надо что-то поправить, то ли музыка мне опять не то навеяла. Вот так в середине весны даже секса расхотелось, как минимум, на неделю.

суббота, 2 марта 2013 г.

Эмпатия vs Гуманизм

Как это ни удивительно, иногда я задумываюсь о высоком. Не вполне о душе, а о высоких понятиях, которые мы за тысячелетия наплодили и наобъясняли друг другу на всех языках, а все равно продолжаем быть несчастными.
Мы рассуждаем о гуманизме и его составляющих, мы находим высшие цели в служении обществу, в альтруизме, нравственных законах, проявлении доброй воли, а, между тем, сами несчастны и живем в мире несчастных, одиноких, брошенных людей. И сколько ни уговариваем себя, что у всех так, легче не становится.

Все, чем оперирует гуманизм, лежит в области отношений, а современному человеку не хватает, прежде всего, чувств. Не альтруизма и нравственных законов, а эмпатии, не доброй воли, а любви.
И сколько бы ни говорилось, что любой человек способен к эмпатии от природы, в реальности мы видим лишь ее прикосновение, а не участие в нашей жизни.
Способность к эмпатии есть дар, ничуть не меньший, чем талант вырастить из сора стихи, умение сложить горстку нот в мелодию, передать набросанными на холст мазками восход над морем.
Гуманизм для меня абстрактен, потому что направлен в массы, потому что он пользуется штампами, пока он борется за что-то или против чего-то. Всем понятны лозунги: Альтруизм против эгоизма! Доброта против жестокости! И совершенно коряво звучит: Чувства против равнодушия! Звучит так, как будто мы обнажились или подсматриваем в замочную скважину.
Впрочем, так оно и есть, потому что мы не привыкли показывать наши истинные чувства. Наша жизнь проходит в плоскости поступков, а не эмоций. Мы стараемся отделить их друг от друга, требуем от окружающих «холодной головы», «взять себя в руки», «перестать рефлексировать» — и совершаем трагическую ошибку.
Гуманизм хорош на уровне общества и совершенно выхолощен на человеческом уровне до тех пор, пока не сопровождается высокой степенью сострадания к конкретному человеку, умением принять чужие чувства и показать свои. Взаимная эмпатия подобна запахам, которые притягивают друг к другу представителей одного вида в природе. Мы готовы открыться только тому, кто готов чувствовать так же, как мы. Не поступать, а чувствовать. Многие не потеряли способность находить такого человека в толпе, и тем страшнее, что, находя, мы не в состоянии открыться.
Лично я не могу абстрактно «сочувствовать детям Германии». Я либо дам полтинник, либо пожадничаю. Скорее всего, этот полтинник спасет кого-то от голодной смерти, но он не возьмет его за руку, не посмотрит в глаза, не поделится теплом. И накормленный германский ребенок должен быть еще и обласкан, любим и понят. Еда делает человека сытым, это важно, но это еще не все.
Человек остается человеком только в том случае, если он может сострадать, если он не боится проявлять чувства сам и принимать чувства в ответ. И, как ни странно, откупиться полтинником или даже миллионом куда проще, чем выслушать, улыбнуться, заплакать, вскипеть возмущением, просто молча побыть рядом.
Мы боимся показывать свои чувства и разделять с другими их чувства. Мы осаживаем тех, кто испытывает ревность, ненависть, злость, кто терзается сомнениями и душевной болью, потому что боимся примерить на себя эти «плохие» чувства. А ведь ими, в первую очередь, человеку и надо поделиться, потому что они — груз, неподъемный в одиночку.
Я знаю, что мне повезло в жизни, у меня к эмпатии склонность с детства, не сказать бы — талант. Способность писать стихи ушла, а способность сопереживать выросла, из чего я могу заключить, что это именно то, что мне дано для развития, для совершенствования собственной души. Это — призвание, и я рада, что могу жить в гармонии с собой.
А то, что эмпатия кажется в нашем мире атавизмом, говорят вопросы, которые мне задают от раза к разу люди, с которыми сводит судьба. Меня все время спрашивают: не устаю ли я общаться на близкой дистанции, выслушивать других, поддерживать, сопереживать, пропускать через свою душу чужие эмоции, далеко не всегда — светлые и восторженные.
Мне странно слышать такие речи. Нет, меня не убивает чужой негатив, нет, меня не заряжает чужой позитив. Я не училась модным техникам, просто я практически сразу при встрече ощущаю, как можно помочь человеку, ищущему тепла и участия. Не денег, славы, успеха или чего-то в мире вещей и отношений. Тут я могу лишь обратиться к своему или чужому опыту и обсудить проблему. Но, как правило, это обсуждение не помогает человеку сделать шаг в направлении мечты. В направлении мечты он шагает тогда, когда кто-то рядом радуется вместе с ним и грустит вместе с ним.
Хотя бы так, хотя бы просто вместе. Хотя бы просто активное слушание.
Конечно, я всегда иду дальше, я всегда начинаю «вытаскивать» и выравнивать эмоциональный фон, я всегда стараюсь приподнять его к концу разговора. Но это уже — талант. Хорошо наработанный талант.
А сделать находящегося рядом не одиноким может каждый. Не красота спасает мир, не доброта, не альтруизм и подвиги. Умение быть человеком сопереживающим, представителем вымирающего вида.

суббота, 23 февраля 2013 г.

Все неладно

А вы все ходите сюда и читаете... А зачем, когда интернет забит литературой из лонг-листов, шорт-листов, когда вокруг столько номинантов и призеров? Они все о-го-го, «а я так, пописать вышел» (с).

Меня учили читать и дочитывать до конца, где-то я уже об этом писала и где-то уже злилась на себя, на самую когда-то читающую (пусть по идеологической легенде) страну, на родителей с их бережно собранной библиотекой, на то, что в Ленинку было не попасть, только по направлению из университета.
Да, кстати, из Университета. Не из нынешних университетов, академий, колледжей, лицеев, гимназий или какую там еще вертикаль придумала наша система образования. Во всей этой табели о рангах я вовсе не разбираюсь и даже думать не хочу, как нынче называется какой-нибудь институт лесной промышленности. Когда я услышала, что все эти «князья четвертой категории» стали именоваться университетами, а размалеванные пэтэушницы гимназистками, я сказала что-то вроде булгаковского «пропал дом», то есть пиздец высшему образованию в стране. И, заметьте, спустя двадцать лет так оно и есть. Образования в стране нет, ни высшего, ни среднего, ни специального. И начальное-то... лучше не думать.
Ну, мне с моим снобистским эмгэушным, конечно, легко говорить. Мы не просто именовались университетками, мы ими были. И читали мы, в отличие от нынешних поколений, литературу, а не эту мерзость, заполонившую привокзальные киоски, престижные книжные супермаркеты и сетевые сервера.
Конечно, лихие девяностые принесли народу свободу слова и вместе с ним закрытые для простого советского человека шедевры мировой литературы, но простить им вывалившийся на прилавки низкосортный ширпотреб лично я не в состоянии.
Вот зачем я, умная, нисколько не скромная, хорошо образованная и с неплохим художественным вкусом далеко не девица снова взялась, как тузик на помойке, питаться современным литературным словом обильно и разнообразно? Пиздец образованию — пиздец литературе, иначе не бывает. Почему я снова повелась на попытку узнавания нового?.. Оно никаким местом не хорошо забытое старое, но, надеюсь, будет вскорости хорошо забытое новое. На века забытое. Впрочем, я об этом уже ничего не узнаю. Мой кошачий век последней девятой жизни короток.
И почему я, с первых страниц, если не строк, распознав, что, как в порнофильме, герой и вся группа точно не женятся на самоотверженной героине, заставила себя дочитать до мифической свадьбы, тьфу, до конца шедевра?
Да-да, образование и культура обращения с книгой. Только на кой хер нужна культура обращения с книгой, когда под обложкой вообще нет ничего, похожего на литературу. Суррогат. Условно богатая фантазия при вольном обращении с формой и полном отсутствии языка.
Как вы это читаете, граждане? И в каком ключе можно обсудить с другом за чашечкой чая или виски это новомодные творения из букв?
Почему под именем Искандера или Довлатова — литература, а под именем Прилепина и славабогуникогоневспоминается — глумление над литературой.
И да, я сама виновата, нечего было браться. Полдня моей жизни, потраченные на то, что я не могу собрать в голове хотя бы в общую идею, не говоря уже о достоинствах. Я даже недостатки судить не возьмусь, потому что предмет обсуждения не имеет отношения к литературе. Это мало чем отличается от тех сочинений молодежи из 7 класса, которые я, будучи ученицей выпускного класса, помогала своей любимой учительнице проверять на прогуливаемых уроках физкультуры. И уж точно хуже тех сочинений и рецензий, с которыми одаренные школьники выходили на олимпиады.
Ну а чего, собственно, хотеть, если образование издохло, если книги пишут по мотивам сериалов, если реальная жизнь вытеснена фэнтези. Старики, выросшие на литературе, не могут приспособиться к коммерческим пожеланиям развращенной масс-медиа публики, а молодежь, выросшая на газете «Спид-Инфо» и желтой прессе пополам с рекламным глянцем, не может приспособиться к литературе.
Слава Богу, я отношу себя к старикам. Мне даже талантливого Сарамаго трудно читать с его «съехавшей» формой и принципом «ты умная, ты сама догадайся, где авторские интонации расставить», а уж какую-нибудь «Черную обезьяну» без противорвотного вообще немыслимо. Но я дочитала и по этому поводу пребываю в настроении мрачном, не сказать бы мизантропическом.
И себя мне жалко, потому что мне только и остается возвращаться в добрую старую беллетристику, прочитанную уже не по одному разу, и детей жалко, которых и не учат читать и не учат думать, и литературу как часть жизни каждого культурного человека, хотя сегодня уже есть, где порассуждать о термине «культурный».
А Прилепин или какая-нибудь среднестатистическая Донцова — это просто к слову пришлось.
Как говорится «дело даже не в гусях, а все неладно». Главное тут — за державу обидно. Хотя ей-то, как я вижу, на литературу плевать даже больше, чем на все остальное.
Яндекс.Метрика