И хотя жениться никто не обещал, но на свидание хотелось надеяться.
Ну или не называть это свиданием, а хотя бы встречей по взаимному интересу.
Да черт бы с ним, пусть даже ради секса.
Зато сколько полезного сделано в доме в ожидании того, чего ожидать не стоило.
И что совсем уж приятно - побаловала себя хорошим куском жареной баранины.
Не то, чтобы расхотелось секса, но как-то после мяса уже и не так обидно.
Впрочем, обидно другое. Уеду же во вторник вечером и финита ля...
До смешного, даже не могу сказать, когда вернусь.
Хочется сказать - никогда. Но неправда это, уже хотя бы потому, что зимы в этой стране наступают внезапно и длятся долго, а шубку свою любимую я выгуливать в этот раз не беру. Всяко придется возвращаться за ней в столицу.
Да к тому же, надо будет запустить процесс получения визы в консульстве, а это тоже не позднее октября.
В общем... уеду, а там как фишка ляжет.
И вся любовь псу под хвост, фигурально выражаясь. Ну и встречи, и взаимный интерес, и секс.
И сообщить об этом прискорбном факте не могу... Сие есть нарушение субординации. Докладывать Маршалу без особого на то распоряжения не положено по уставу.
Позвонит - тогда и узнает, что нет меня, вся вышла, выехала, выстрадалась и вымечталась. Уехала. Нет меня.
Зато сам сказал: зигзаг.
И еще: не пропадай!
А я пропадаю... совершенно пропадаю...
Ну хоть мяса поела и вещей насобирала в дорогу! Гори оно огнем...
воскресенье, 31 июля 2011 г.
суббота, 30 июля 2011 г.
Одна лошадиная сила
В кои-то веки увидишь такого красавца возле Макдональдса. Да еще глубокой ночью, да еще в очереди в Макавто между банальной Самарой и не менее банальным Пежо.
Припаркованный на стоянке черный Хаммер с распахнутыми дверцами, толпой "реальных пацанов" вокруг, слушающих какой-то блатняк на всю площадь, и в подметки не годился этому светящемуся чистотой и белизной чуду.
И все хаммеровские лошадиные силы, сияющие фары и громкие динамики не шли ни в какое сравнение с изящной статью и гордой осанкой того, кто неторопливо передвигался в очереди, потряхивая длинной белой гривой и перебирая бесконечными поджарыми ногами между двух пыльных бамперов.
В три часа ночи высокий белый жеребец под седлом терпеливо ждал своей очереди перед окошком Макавто и нисколько не стыдился, что в нем всего лишь одна лошадиная сила, удерживающая на своей спине девушку. Одна сила, но какая!
Природная, естественная, грациозная, заставляющая вспоминать о романтике июльской ночи и красоте тела, созданного самой природой в насмешку над придуманными уродливыми "тачками".
Длинный ухоженный хвост неторопливо покачивался почти у самых копыт, и жеребец равнодушно взирал на железных коней с высоты свего роста. Странно, но девушка на его спине была почти невидимой, терялась на фоне этого светящегося в свете фонарей великолепия.
Не зря я засиделась на стоянке до трех ночи. Такое неожиданное эстетическое удовольствие нечасто можешь получить в городе, забитом уродливыми домами и скучными людьми.
А всего-то одна лошадиная сила...
Припаркованный на стоянке черный Хаммер с распахнутыми дверцами, толпой "реальных пацанов" вокруг, слушающих какой-то блатняк на всю площадь, и в подметки не годился этому светящемуся чистотой и белизной чуду.
И все хаммеровские лошадиные силы, сияющие фары и громкие динамики не шли ни в какое сравнение с изящной статью и гордой осанкой того, кто неторопливо передвигался в очереди, потряхивая длинной белой гривой и перебирая бесконечными поджарыми ногами между двух пыльных бамперов.
В три часа ночи высокий белый жеребец под седлом терпеливо ждал своей очереди перед окошком Макавто и нисколько не стыдился, что в нем всего лишь одна лошадиная сила, удерживающая на своей спине девушку. Одна сила, но какая!
Природная, естественная, грациозная, заставляющая вспоминать о романтике июльской ночи и красоте тела, созданного самой природой в насмешку над придуманными уродливыми "тачками".
Длинный ухоженный хвост неторопливо покачивался почти у самых копыт, и жеребец равнодушно взирал на железных коней с высоты свего роста. Странно, но девушка на его спине была почти невидимой, терялась на фоне этого светящегося в свете фонарей великолепия.
Не зря я засиделась на стоянке до трех ночи. Такое неожиданное эстетическое удовольствие нечасто можешь получить в городе, забитом уродливыми домами и скучными людьми.
А всего-то одна лошадиная сила...
пятница, 29 июля 2011 г.
Вершина эволюции
Он удивительный, не потому, что женщины его не понимают и считают существом с другой планеты, но оттого хотят еще больше.
Не потому, что он умеет добиваться того, чего хочет, а хочет того, о чем многие и помыслить не смеют.
Не потому, что под суровой статью воина живет мальчишка.
Не потому, что его броня скрывает обнаженные нервы, и мне кажется порой, что ему всегда больно, но он никогда не покажет этого.
Не потому, что он ничего не боится и не отступает перед любой угрозой. И не дай вам Бог угрожать ему.
Не потому, что он помнит сотни лиц, событий и обид.
Не потому, что не прощает предательства и умеет быть благодарным.
Не потому, что любит, как никто. И если уходит - то навсегда.
И еще тысячи "не потому" могут складываться в оды и поэмы.
А все очень просто. Он - это он, Мужчина.
Многие хотят быть похожими на него, но быть Мужчиной дано только избранным.
Его трудно любить и невозможно не любить.
Он лучшее, что показала мне жизнь.
Не потому, что он умеет добиваться того, чего хочет, а хочет того, о чем многие и помыслить не смеют.
Не потому, что под суровой статью воина живет мальчишка.
Не потому, что его броня скрывает обнаженные нервы, и мне кажется порой, что ему всегда больно, но он никогда не покажет этого.
Не потому, что он ничего не боится и не отступает перед любой угрозой. И не дай вам Бог угрожать ему.
Не потому, что он помнит сотни лиц, событий и обид.
Не потому, что не прощает предательства и умеет быть благодарным.
Не потому, что любит, как никто. И если уходит - то навсегда.
И еще тысячи "не потому" могут складываться в оды и поэмы.
А все очень просто. Он - это он, Мужчина.
Многие хотят быть похожими на него, но быть Мужчиной дано только избранным.
Его трудно любить и невозможно не любить.
Он лучшее, что показала мне жизнь.
Манипуляция
Нет ничего хуже, чем разочаровать человека в возможности манипулировать тобой и твоей жизнью.
Тебе никогда не простят того, что ты без усилия ускользнул из сети, ушел как мелкая рыбешка сквозь большую ячейку, вильнул хвостом и был таков.
Этот взгляд, полный разочарования и ненависти. Эта вселенская обида...
Тебе не смогли причинить добро! Что может быть оскорбительнее, чем благие намерения, так и оставшиеся на распутье? Ни в рай взойти, ни в ад спуститься!
Я знаю, что нет прощения моей свободе. И никто не хочет понять, что моей свободе нет дела до чьего-то прощения. Ей глубоко наплевать на чужие рамки и барьеры, на обиды и комплексы, на ненависть и обструкцию.
Но я знаю, что никогда не смогу забыть этой неудавшейся попытки манипулировать. Уже простила, но не забуду.
Память у меня больно хорошая, ага!
Тебе никогда не простят того, что ты без усилия ускользнул из сети, ушел как мелкая рыбешка сквозь большую ячейку, вильнул хвостом и был таков.
Этот взгляд, полный разочарования и ненависти. Эта вселенская обида...
Тебе не смогли причинить добро! Что может быть оскорбительнее, чем благие намерения, так и оставшиеся на распутье? Ни в рай взойти, ни в ад спуститься!
Я знаю, что нет прощения моей свободе. И никто не хочет понять, что моей свободе нет дела до чьего-то прощения. Ей глубоко наплевать на чужие рамки и барьеры, на обиды и комплексы, на ненависть и обструкцию.
Но я знаю, что никогда не смогу забыть этой неудавшейся попытки манипулировать. Уже простила, но не забуду.
Память у меня больно хорошая, ага!
И снова не сложилось
Если бы мой высокообразованный друг, мнением которого я дорожу, не написал бы, что это "полная хуйня" (цитата дословная, извиняться за чужой французский не буду) и читать он это не смог, я бы впала во вселенскую тоску и начала бы испытывать жесткий комплекс неполноценности. К счастью, мы оказались солидарны с той только разницей, что я этот шедевр прочитала, как заповедано академическим образованием.
И предыдущее было не мое, но не до такой степени.
За следующее и браться опасаюсь - боюсь жесточайшего разочарования.
Как быть-то? И это не мое, и то, и еще вон то, и те пятьдесят полок современной литературы.
Я эстетствующий сноб или где?
Не трогает меня Дина Рубина. А если трогает, то совсем не так и не за те места, сорри, душевные струны.
"Почерк Леонардо" - законченная ерунда (смягчим, пожалуй) с точки зрения построения сюжета, стилистики, заваренной каши, идеи и эмоционального воздействия.
Возможно, из этой книги можно было бы сделать 2-3 добротных романа. Один круто замешенный - не получился.
Либо цирк и сермяжная правда жизни неуместны, либо любовь и психология, либо мистика и зазеркалье.
Браться за "Синдром Петрушки" боюсь. Что-то не верю я в наши отношения с глубоко уважаемой мной Диной Рубиной. Нравится она мне, как личность... а вот как писатель - не сложилось.
В понедельник с утра случился прецедент подержать в руках Акунина "Весь мир театр". Первая глава была осилена без проблем, однако же, как я и предполагала: не царское это дело читать авантюрные романы. Так что дальше и не пойду, не хочу терять время зря. Язык неплох. На фоне общего упадка и омерзительных экспериментов с великим и могучим, Акунин - классик в прямом смысле этого слова, потому что не экспериментирует, а спокойно и уверенно пользуется доставшимся ему от предков богатым наследием. Но скучно мне, други. И пусть Акунин останется на той самой тумбочке под фикусом, придет дама, которая его читала - и приласкает. Я продолжу искать.
"Любовь живет три года". Спорное утверждение и бесспорная ошибка. А читается за полтора часа в прохладной ванне с земляничной пеной - с тоской и недоумением. В отличие от короткого письма, пришедшего в то же время на почту, - вдохновляющего и интригующего, за которым может стоять все, что угодно - шикарный виртуальный роман, бурный секс на всю ночь, тепло и взаимопонимание до конца жизни. Но то письмо от умного и живого мужчины, а не принятутая за уши фигня рефлексирующего подростка Фредерика Бегбедера (да знаю я, знаю, что он на два года меня старше, ума его герою в романе это не прибавило) - почувствуйте разницу.
Не понимаю, что люди находят в такой литературе, искренне не понимаю.
Как пишет Википедия об этом литературном шедевре (надо же, о таких пустышках есть целые статьи в Вики, а о талантливых людях - нет): герой, в начале книги создавший почти гениальную теорию, "думает, как глупа надуманная им самим теория о трёх годах" в конце книги. Нда, заявка в названии сделана добротно, на совесть. А на первой же странице - явное разочарование. Рефлексия слюнявого мальчика, который сам не знает, чего хочет: любви, секса или просто поговорить о том и о другом. В романе любви нет. Есть некие проявления "хотения" любви, женщины, обладания тем, что восхищает на первый взгляд, есть черты натурализма и физиологизма. Но самой любви нет. Рассуждения о любви не есть любовь. Теоретизирования о гормонах не дает представления о "химии взаимоотношений" между мужчиной и женщиной.
О чем эта песня? - Да ни о чем!
На что я потратила полтора часа своего времени? На мужскую хуйню (сорри!), куда скучнее, чем в женском романе.
Кажется, жизнь загоняет меня в тупик. Читать совершенно нечего. Творчество вместо того, чтобы расцветать, оборачивается полной импотенцией.
Помнится, что после прочтения "Истории одной любовной связи", "Волхва", "Клеа", "Консервного ряда", "Обещания на рассвете" или "Камеры обскура" возникает совершенно немыслимый душевный подъем. Хочется стремиться писать лучше, расширить свой словарный запас и художественные приемы. Хочется жить и пережить все, что выпало другим героям в других мирах.
После сдохшей через три года любви хочется взять мочалку пожестче и смывать с себя пошлость и банальности, благо, осуществить в ванне это проще, чем за компом. Но такая "литература" отбивает всякое желание: и секса и творчества. По-моему, она убивает во мне жизнь...
И предыдущее было не мое, но не до такой степени.
За следующее и браться опасаюсь - боюсь жесточайшего разочарования.
Как быть-то? И это не мое, и то, и еще вон то, и те пятьдесят полок современной литературы.
Я эстетствующий сноб или где?
Не трогает меня Дина Рубина. А если трогает, то совсем не так и не за те места, сорри, душевные струны.
"Почерк Леонардо" - законченная ерунда (смягчим, пожалуй) с точки зрения построения сюжета, стилистики, заваренной каши, идеи и эмоционального воздействия.
Возможно, из этой книги можно было бы сделать 2-3 добротных романа. Один круто замешенный - не получился.
Либо цирк и сермяжная правда жизни неуместны, либо любовь и психология, либо мистика и зазеркалье.
Браться за "Синдром Петрушки" боюсь. Что-то не верю я в наши отношения с глубоко уважаемой мной Диной Рубиной. Нравится она мне, как личность... а вот как писатель - не сложилось.
В понедельник с утра случился прецедент подержать в руках Акунина "Весь мир театр". Первая глава была осилена без проблем, однако же, как я и предполагала: не царское это дело читать авантюрные романы. Так что дальше и не пойду, не хочу терять время зря. Язык неплох. На фоне общего упадка и омерзительных экспериментов с великим и могучим, Акунин - классик в прямом смысле этого слова, потому что не экспериментирует, а спокойно и уверенно пользуется доставшимся ему от предков богатым наследием. Но скучно мне, други. И пусть Акунин останется на той самой тумбочке под фикусом, придет дама, которая его читала - и приласкает. Я продолжу искать.
"Любовь живет три года". Спорное утверждение и бесспорная ошибка. А читается за полтора часа в прохладной ванне с земляничной пеной - с тоской и недоумением. В отличие от короткого письма, пришедшего в то же время на почту, - вдохновляющего и интригующего, за которым может стоять все, что угодно - шикарный виртуальный роман, бурный секс на всю ночь, тепло и взаимопонимание до конца жизни. Но то письмо от умного и живого мужчины, а не принятутая за уши фигня рефлексирующего подростка Фредерика Бегбедера (да знаю я, знаю, что он на два года меня старше, ума его герою в романе это не прибавило) - почувствуйте разницу.
Не понимаю, что люди находят в такой литературе, искренне не понимаю.
Как пишет Википедия об этом литературном шедевре (надо же, о таких пустышках есть целые статьи в Вики, а о талантливых людях - нет): герой, в начале книги создавший почти гениальную теорию, "думает, как глупа надуманная им самим теория о трёх годах" в конце книги. Нда, заявка в названии сделана добротно, на совесть. А на первой же странице - явное разочарование. Рефлексия слюнявого мальчика, который сам не знает, чего хочет: любви, секса или просто поговорить о том и о другом. В романе любви нет. Есть некие проявления "хотения" любви, женщины, обладания тем, что восхищает на первый взгляд, есть черты натурализма и физиологизма. Но самой любви нет. Рассуждения о любви не есть любовь. Теоретизирования о гормонах не дает представления о "химии взаимоотношений" между мужчиной и женщиной.
О чем эта песня? - Да ни о чем!
На что я потратила полтора часа своего времени? На мужскую хуйню (сорри!), куда скучнее, чем в женском романе.
Кажется, жизнь загоняет меня в тупик. Читать совершенно нечего. Творчество вместо того, чтобы расцветать, оборачивается полной импотенцией.
Помнится, что после прочтения "Истории одной любовной связи", "Волхва", "Клеа", "Консервного ряда", "Обещания на рассвете" или "Камеры обскура" возникает совершенно немыслимый душевный подъем. Хочется стремиться писать лучше, расширить свой словарный запас и художественные приемы. Хочется жить и пережить все, что выпало другим героям в других мирах.
После сдохшей через три года любви хочется взять мочалку пожестче и смывать с себя пошлость и банальности, благо, осуществить в ванне это проще, чем за компом. Но такая "литература" отбивает всякое желание: и секса и творчества. По-моему, она убивает во мне жизнь...
Магия запаха
Расставаясь с любимым человеком, уносишь на себе его запах. Вроде бы незаметно для окружающих, и даже для себя. А потом одно неловкое движение, поворот головы, заправленная за ухо прядь - и вдруг этот запах накатывает волной, сбивает с ног, туманит взгляд. И ты уже снова в доме, откуда ушла час назад. Ты чувствуешь прикосновение, блаженное тепло разливается там, где только что было равнодушное созерцание мира за лобовым стеклом. Волна запаха мелеет, и ты вдруг ловишь себя на том, что пытаешь воспроизвести это движение, которое вызвало прилив воспоминаний, нежности и желания.
Я чутко улавливаю запахи, но, по большей части, я к ним равнодушна, как ко всему сенсорному, что затрагивает внешний мир. Помнится, мне очень нравился запах туалетной воды моего любовника много лет назад. Когда он уехал в отпуск на три недели, меня постоянно останавливала в прихожей его куртка, оставшаяся на вешалке. Она никак не хотела отпустить этот запах, заставляла меня замирать на дороге между спальней и кухней по многу раз на дню. Когда мы расстались через год, и вдруг в метро я уловила от чужого мужчины в толпе те же осторожные цитрусовые ноты, - я как сомнамбула свернула с пути и пошла по переходу за этим запахом в другую сторону, через пару минут спохватилась, как очнулась от сна, и снова затосковала о времени, когда куртка висела, мужчина любил, а я надеялась... Спустя еще года три он подарил своему отцу эту туалетную воду, и я, будучи у него в гостях (да-да, иногда отношения длятся и длятся, бесперспективные, мертвые, болезненные), я шарахнулась от этого запаха, как от смердящего трупа. На чужом человеке он был отвратительным. Видимо, все дело в любви, не в запахе. Любовь умерла окончательно, и оказалась, что мертвая любовь пахнет тленом и плесенью.
Потом... я не помню... мужчины были, но их запах меня не волновал. Не могу вспомнить названия туалетной воды или вечера, или страсти. Помню запах своей машины, а запах мужчины, с которым несколько лет занималась в своей машине любовью, - не помню.
На самом деле это, и правда, странно. Потому что когда я воспроизвожу в своей памяти разные жизненные ситуации, то я всегда могу сказать, что в тот момент было сказано, каким тоном, какая была погода, о чем думалось, кто где сидел или кто куда смотрел, чем пахло и каков был вкус вина или закуски. Ситуационная память, картинка 3D всплывает единым целым. Но она, оказывается, не раскладывается на компоненты, если не любишь того, о ком вспоминаешь.
И, наверное, единственный запах в мире свел меня с ума по-настоящему. Собственно, я отлично помню всю ситуацию, до нюансов. Но запах в ней выделяется особо. Запах туалетной воды, крепкого кофе и Мужчины, сидящего рядом. Я теряла голову от него целых два часа. Я носила его на себе до вечера, когда он обнял меня. Я боялась лишний раз шевельнуться, чтобы не потерять его, меня пугал сигаретный дым и ветер на улице. Если бы существовали средства привязать к себе чужой запах, фиксаторы, как закрепители лака на маникюре, я бы воспользовалась им обязательно. Приклеила бы его к себе намертво и не отпускала бы ни за что. Есть в этом стремлении носить на себе чужой запах что-то животное.
Так пахнут самки в брачный период, принявшие самца. Так альфа-самец узнает самок из своей стаи.
Теперь я знаю, как называется эта туалетная вода. По иронии судьбы - "самец, мужчина". В его ванной стоят еще три дорогих флакона, но этот запах мне не забыть никогда. Он связан с ним навсегда, и даже без аромата кофе он прекрасен и заставляет меня замирать и впитывать его всем своим существом. Я не могу не замечать его, я постоянно фиксируюсь на нем, будто живу вслепую и чувствую обостренно. Пожалуй, только в постели он отпускает меня, потому что тогда он везде, я начинаю жить в нем, в его нотах и нюансах. Я каждый раз запоминаю его при прощании, будто фотографирую, оставляю в себе. И не хочу потерять, когда поворачиваю голову и понимаю, что он остался жить на моем плече или в ладони. Я разговариваю по телефону и вдруг останавливаюсь посередине разговора и как сумасшедшая произношу: "Я пахну им". И, по-моему, Маринка смеется и считает меня малость не в себе. Так и есть. Мне ужасно жарко, но если я залезу в ванную, то я его потеряю. И я мучаюсь до вечера, отлавливая на себе последние затихающие ноты. А потом вода, имеющая свойство внезапно обострить его перед тем, как уничтожить, бросает в меня пригоршню воспоминаний об утреннем объятии, и я остаюсь сама собой. Со своим Кензо, Грин Ти или Българи. Совершенно самостоятельная самка, не из стаи, одинокая, голодная, блуждающая на границе его владений и питающаяся воспоминаниями о нежности, страсти, похоти и любви с запахом кофе, туалетной воды и Мужчины.
Я чутко улавливаю запахи, но, по большей части, я к ним равнодушна, как ко всему сенсорному, что затрагивает внешний мир. Помнится, мне очень нравился запах туалетной воды моего любовника много лет назад. Когда он уехал в отпуск на три недели, меня постоянно останавливала в прихожей его куртка, оставшаяся на вешалке. Она никак не хотела отпустить этот запах, заставляла меня замирать на дороге между спальней и кухней по многу раз на дню. Когда мы расстались через год, и вдруг в метро я уловила от чужого мужчины в толпе те же осторожные цитрусовые ноты, - я как сомнамбула свернула с пути и пошла по переходу за этим запахом в другую сторону, через пару минут спохватилась, как очнулась от сна, и снова затосковала о времени, когда куртка висела, мужчина любил, а я надеялась... Спустя еще года три он подарил своему отцу эту туалетную воду, и я, будучи у него в гостях (да-да, иногда отношения длятся и длятся, бесперспективные, мертвые, болезненные), я шарахнулась от этого запаха, как от смердящего трупа. На чужом человеке он был отвратительным. Видимо, все дело в любви, не в запахе. Любовь умерла окончательно, и оказалась, что мертвая любовь пахнет тленом и плесенью.
Потом... я не помню... мужчины были, но их запах меня не волновал. Не могу вспомнить названия туалетной воды или вечера, или страсти. Помню запах своей машины, а запах мужчины, с которым несколько лет занималась в своей машине любовью, - не помню.
На самом деле это, и правда, странно. Потому что когда я воспроизвожу в своей памяти разные жизненные ситуации, то я всегда могу сказать, что в тот момент было сказано, каким тоном, какая была погода, о чем думалось, кто где сидел или кто куда смотрел, чем пахло и каков был вкус вина или закуски. Ситуационная память, картинка 3D всплывает единым целым. Но она, оказывается, не раскладывается на компоненты, если не любишь того, о ком вспоминаешь.
И, наверное, единственный запах в мире свел меня с ума по-настоящему. Собственно, я отлично помню всю ситуацию, до нюансов. Но запах в ней выделяется особо. Запах туалетной воды, крепкого кофе и Мужчины, сидящего рядом. Я теряла голову от него целых два часа. Я носила его на себе до вечера, когда он обнял меня. Я боялась лишний раз шевельнуться, чтобы не потерять его, меня пугал сигаретный дым и ветер на улице. Если бы существовали средства привязать к себе чужой запах, фиксаторы, как закрепители лака на маникюре, я бы воспользовалась им обязательно. Приклеила бы его к себе намертво и не отпускала бы ни за что. Есть в этом стремлении носить на себе чужой запах что-то животное.
Так пахнут самки в брачный период, принявшие самца. Так альфа-самец узнает самок из своей стаи.
Теперь я знаю, как называется эта туалетная вода. По иронии судьбы - "самец, мужчина". В его ванной стоят еще три дорогих флакона, но этот запах мне не забыть никогда. Он связан с ним навсегда, и даже без аромата кофе он прекрасен и заставляет меня замирать и впитывать его всем своим существом. Я не могу не замечать его, я постоянно фиксируюсь на нем, будто живу вслепую и чувствую обостренно. Пожалуй, только в постели он отпускает меня, потому что тогда он везде, я начинаю жить в нем, в его нотах и нюансах. Я каждый раз запоминаю его при прощании, будто фотографирую, оставляю в себе. И не хочу потерять, когда поворачиваю голову и понимаю, что он остался жить на моем плече или в ладони. Я разговариваю по телефону и вдруг останавливаюсь посередине разговора и как сумасшедшая произношу: "Я пахну им". И, по-моему, Маринка смеется и считает меня малость не в себе. Так и есть. Мне ужасно жарко, но если я залезу в ванную, то я его потеряю. И я мучаюсь до вечера, отлавливая на себе последние затихающие ноты. А потом вода, имеющая свойство внезапно обострить его перед тем, как уничтожить, бросает в меня пригоршню воспоминаний об утреннем объятии, и я остаюсь сама собой. Со своим Кензо, Грин Ти или Българи. Совершенно самостоятельная самка, не из стаи, одинокая, голодная, блуждающая на границе его владений и питающаяся воспоминаниями о нежности, страсти, похоти и любви с запахом кофе, туалетной воды и Мужчины.
Перегибы в отношениях
Случилось мне недавно почитать скандальный журнал Михаила Армалинского. Впрочем, лет десять назад я тоже его читала, ничего, не умерла от ханжества, хотя, что говорить, жестко в большинстве своем.
А навеяла мне чтение его журнала "музыка" дискуссий в одном сообществе, где беспрерывно выясняют межполовые отношения представители обеих заинтересованных сторон.
Эссе Армалинского, проштудированное мной, касалось изнасилований как их понимали ранее и как их понимает современное западное общество. Название не вспомню уже сейчас, а искать лень.
Ну, написано, как всегда в стиле "порядочная женщина не выдержала бы и пяти минут", но меня добрыми старыми матерными словами и подробным описанием процесса не удивить, поэтому я честно прочитала от корки до корки, ни разу не прибегая к нюхательным солям и валидолу.
Понятное дело, что я, как дама, не могу поддержать господина Армалинского по всем статьям, ибо вижу некоторые вещи несколько иначе. Но черт возьми, в общем и целом он прав.
Западное общество распустило женщин настолько, что они позволяют себе манипулировать своим телом и отдельными его частями для унижения мужской части населения и получения максимальных, в том числе, и материальных выгод. А мужская часть населения либо безропотно принимает такого рода дискриминацию уже на государственном уровне, либо агрессивно борется с ней, унижая, в свою очередь, женщин. Ну и активизация 9-10% всякого рода маньяков и извращенцев в обществе, безусловно, опирается на эти самые перегибы в отношениях.
Я, конечно же, не считаю, что женщина всегда и в любых обстоятельствах должна "давать" каждому захотевшему, чтобы избежать изнасилования (речь о нормальных мужчинах с естественными потребностями), то есть мыслей об изнасиловании у противоположной стороны. Но уж если женщина сознательно провоцирует мужчину на секс определенным поведением, формой одежды и т.д., то она должна отдавать себе отчет в том, что развитие событий в его представлении всегда сводится к одному результату.
Не хочешь результата - веди себя иначе.
Понятное дело, что в случаях столкновения с разного рода подонками и извращенцами оградить себя ни скромностью, ни строгой одеждой невозможно. Они издеваются, мучают и убивают и малолетних детей и бабушек глубоко пенсионного возраста, которых в распущенности едва ли можно обвинить.
Но то, что традиционные отношения в обществе претерпели серьезные изменения и привели к серьезным изменениям в сексуальном плане - это уже факт.
Полагаю, что разрушительную роль, в первую очередь, играло и играет движение феминисток и им подобных, требующих поначалу равные права, а теперь уже и преимущества для женщин. Лично мне не понятно, какие преимущества должны быть у одного пола перед другим на уровне государственного регулирования. Но если мужчина уступил мне место в метро или заплатил за меня в кафе (хотя я плачу сама, но если он настаивает - это его желание) - это нисколько не домогательство. А вот если девица на рабочем месте расстегивает блузку до талии, носит умопомрачительную набедренную повязку и кокетливо улыбается коллеге - это однозначно сексуальное домогательство. Но за него судить у нас не будут. В крайнем случае, примут в качестве смягчающего обстоятельства при разбирательстве, почему коллега завалил игривую дамочку на столе после корпоратива, а ей тупо не понравилось, и она пожаловалась на изнасилование.
В общем, бред и мерзость. Начинается все это с обсуждения давать или не давать в обмен на кофе, а заканчивается судебными процессами и ушатами грязи друг на друга.
Армалинский сводит свою теорию к несколько однобокому взгляду на отношения мужчины и женщины, которая предполагает, что между ними всегда есть ролевая игра "виктим-агрессор", но, собственно, об этом пишут и другие исследователи отношений, опираясь, правда, на примеры из жизни животных. Я уверена, что не всегда и не всякая женщина желает силы и не всегда и не каждый мужчина хочет ее применить. То, что мы проживаем в своем уме, в 95% случаев мы никогда не реализуем на практике. Более того, я не считаю, что если у мужчины есть стремление подчиняться, а у женщины доминировать - это "сломанная" программа отношений. Как и разделение сильного пола на "альфу" и "бету". Подобные шаблоны и рамки живут лишь в теориях, на практике все куда шире, богаче и не поддается жесткому структурированию.
Но то, что дамы совершенно охуели в своем манипулировании мужиками, это однозначно. Эти бесконечные "моральные изнасилования" сильного пола слабым никого до добра не доведут.
Если решилась играть в такую игру - играй до конца.
Не хочешь этого, извините за каламбур, конца - расставь все точки над всеми буквами сразу.
Тем более, что женщина, на самом деле, в первые несколько секунд общения решает для себя, готова она оказаться с ним в постели или нет. Готова - решай, играешь или нет. Не готова - не морочь голову.
Я люблю ролевые игры... Может, куда больше, чем представительницы моего вида. Но я играю в жестких рамках личной заинтересованности, и отсев провожу мгновенно. А всеядность и полное отсутствие инстинкта самосохранения или же шкурный интерес, выдвинутый на первый план, - прямой путь в зал заседания. где она - бедная поруганная жертва, а он - подлец и негодяй. И поди докажи, что она сама этого хотела. Государство, как ни странно, всегда поверит девочке... Посмотрите на Стросс-Кана. И у Шолохова это "сучка не захочет, кобелек не вскочит" - грубо, но очень близко к правде *).
А собственно, к чему это я?..
Ах, да, сообщества в ЖЖ... Интересно мне одно: они так друг друга ненавидят, эти "сообщники" и "френды", такой грязью друг друга поливают, что, полагаю, секс-шопы должны на этом тренде просто процветать. Вот почему вырождается нация - как им оказаться в постели, если они все время решают, кто платит за кофе, а кто ноги раздвигает? Мастурбация противостоит демографии.
Впрочем, мне до звезды. Я шовинистка. Я считаю, что идиоты вообще не должны размножаться. А некоторых особенно рьяных надо химически кастрировать. А с другой стороны... Какое мне дело до идиотов, которые наследуют землю? Я играю в эротические игры только с достойными мужчинами. Их удел - размножаться и размножаться. Правда, они слишком ответственны, чтобы бездумно заселять землю своими потомками, они предпочитают растить своих детей сами. Но в играх с ними и только с ними есть что-то первобытное и естественное. И кто из нас заплатит за кофе - не имеет значения, потому что не "кофеем единым" живы мужчина и женщина, пока им есть о чем разговаривать и чем заняться на радость друг другу по взаимному согласию, даже сыграв в подчинение и завоевание. И дай нам Бог здоровья и сил находить друг друга и радоваться жизни!
*) Напоминаю, что маньяков и извращенцев мы не рассматриваем, они действуют по другим законам.
А навеяла мне чтение его журнала "музыка" дискуссий в одном сообществе, где беспрерывно выясняют межполовые отношения представители обеих заинтересованных сторон.
Эссе Армалинского, проштудированное мной, касалось изнасилований как их понимали ранее и как их понимает современное западное общество. Название не вспомню уже сейчас, а искать лень.
Ну, написано, как всегда в стиле "порядочная женщина не выдержала бы и пяти минут", но меня добрыми старыми матерными словами и подробным описанием процесса не удивить, поэтому я честно прочитала от корки до корки, ни разу не прибегая к нюхательным солям и валидолу.
Понятное дело, что я, как дама, не могу поддержать господина Армалинского по всем статьям, ибо вижу некоторые вещи несколько иначе. Но черт возьми, в общем и целом он прав.
Западное общество распустило женщин настолько, что они позволяют себе манипулировать своим телом и отдельными его частями для унижения мужской части населения и получения максимальных, в том числе, и материальных выгод. А мужская часть населения либо безропотно принимает такого рода дискриминацию уже на государственном уровне, либо агрессивно борется с ней, унижая, в свою очередь, женщин. Ну и активизация 9-10% всякого рода маньяков и извращенцев в обществе, безусловно, опирается на эти самые перегибы в отношениях.
Я, конечно же, не считаю, что женщина всегда и в любых обстоятельствах должна "давать" каждому захотевшему, чтобы избежать изнасилования (речь о нормальных мужчинах с естественными потребностями), то есть мыслей об изнасиловании у противоположной стороны. Но уж если женщина сознательно провоцирует мужчину на секс определенным поведением, формой одежды и т.д., то она должна отдавать себе отчет в том, что развитие событий в его представлении всегда сводится к одному результату.
Не хочешь результата - веди себя иначе.
Понятное дело, что в случаях столкновения с разного рода подонками и извращенцами оградить себя ни скромностью, ни строгой одеждой невозможно. Они издеваются, мучают и убивают и малолетних детей и бабушек глубоко пенсионного возраста, которых в распущенности едва ли можно обвинить.
Но то, что традиционные отношения в обществе претерпели серьезные изменения и привели к серьезным изменениям в сексуальном плане - это уже факт.
Полагаю, что разрушительную роль, в первую очередь, играло и играет движение феминисток и им подобных, требующих поначалу равные права, а теперь уже и преимущества для женщин. Лично мне не понятно, какие преимущества должны быть у одного пола перед другим на уровне государственного регулирования. Но если мужчина уступил мне место в метро или заплатил за меня в кафе (хотя я плачу сама, но если он настаивает - это его желание) - это нисколько не домогательство. А вот если девица на рабочем месте расстегивает блузку до талии, носит умопомрачительную набедренную повязку и кокетливо улыбается коллеге - это однозначно сексуальное домогательство. Но за него судить у нас не будут. В крайнем случае, примут в качестве смягчающего обстоятельства при разбирательстве, почему коллега завалил игривую дамочку на столе после корпоратива, а ей тупо не понравилось, и она пожаловалась на изнасилование.
В общем, бред и мерзость. Начинается все это с обсуждения давать или не давать в обмен на кофе, а заканчивается судебными процессами и ушатами грязи друг на друга.
Армалинский сводит свою теорию к несколько однобокому взгляду на отношения мужчины и женщины, которая предполагает, что между ними всегда есть ролевая игра "виктим-агрессор", но, собственно, об этом пишут и другие исследователи отношений, опираясь, правда, на примеры из жизни животных. Я уверена, что не всегда и не всякая женщина желает силы и не всегда и не каждый мужчина хочет ее применить. То, что мы проживаем в своем уме, в 95% случаев мы никогда не реализуем на практике. Более того, я не считаю, что если у мужчины есть стремление подчиняться, а у женщины доминировать - это "сломанная" программа отношений. Как и разделение сильного пола на "альфу" и "бету". Подобные шаблоны и рамки живут лишь в теориях, на практике все куда шире, богаче и не поддается жесткому структурированию.
Но то, что дамы совершенно охуели в своем манипулировании мужиками, это однозначно. Эти бесконечные "моральные изнасилования" сильного пола слабым никого до добра не доведут.
Если решилась играть в такую игру - играй до конца.
Не хочешь этого, извините за каламбур, конца - расставь все точки над всеми буквами сразу.
Тем более, что женщина, на самом деле, в первые несколько секунд общения решает для себя, готова она оказаться с ним в постели или нет. Готова - решай, играешь или нет. Не готова - не морочь голову.
Я люблю ролевые игры... Может, куда больше, чем представительницы моего вида. Но я играю в жестких рамках личной заинтересованности, и отсев провожу мгновенно. А всеядность и полное отсутствие инстинкта самосохранения или же шкурный интерес, выдвинутый на первый план, - прямой путь в зал заседания. где она - бедная поруганная жертва, а он - подлец и негодяй. И поди докажи, что она сама этого хотела. Государство, как ни странно, всегда поверит девочке... Посмотрите на Стросс-Кана. И у Шолохова это "сучка не захочет, кобелек не вскочит" - грубо, но очень близко к правде *).
А собственно, к чему это я?..
Ах, да, сообщества в ЖЖ... Интересно мне одно: они так друг друга ненавидят, эти "сообщники" и "френды", такой грязью друг друга поливают, что, полагаю, секс-шопы должны на этом тренде просто процветать. Вот почему вырождается нация - как им оказаться в постели, если они все время решают, кто платит за кофе, а кто ноги раздвигает? Мастурбация противостоит демографии.
Впрочем, мне до звезды. Я шовинистка. Я считаю, что идиоты вообще не должны размножаться. А некоторых особенно рьяных надо химически кастрировать. А с другой стороны... Какое мне дело до идиотов, которые наследуют землю? Я играю в эротические игры только с достойными мужчинами. Их удел - размножаться и размножаться. Правда, они слишком ответственны, чтобы бездумно заселять землю своими потомками, они предпочитают растить своих детей сами. Но в играх с ними и только с ними есть что-то первобытное и естественное. И кто из нас заплатит за кофе - не имеет значения, потому что не "кофеем единым" живы мужчина и женщина, пока им есть о чем разговаривать и чем заняться на радость друг другу по взаимному согласию, даже сыграв в подчинение и завоевание. И дай нам Бог здоровья и сил находить друг друга и радоваться жизни!
*) Напоминаю, что маньяков и извращенцев мы не рассматриваем, они действуют по другим законам.
О роли цветов
Интересно: если мужчина дарит цветы до секса - это знак того, что он тебя готовит к сексу, завоевывает, стимулирует, называйте, как угодно.
Если мужчина дарит цветы после секса... даже не знаю, если честно. Нахожусь в некотором недоумении. Это он так "спасибо" говорит?
Впрочем, я равнодушна к цветам, и они мне что до, что после...
Главное, чтобы не вместо секса. Вариант с сибирским котом, который всю ночь водил кошку по крыше и рассказывал, как яйца в Сибири отморозил, конечно, высокоинтеллектуальный, и я даже в него играла лет десять с соседом. Но не возбуждает, нисколько.
Видимо, надо расслабиться и не обращать внимания на цветы, сосредоточившись на куда более приземленных моментах. Ну или возвышенных, смотря с какой стороны подойти к предмету.
Хотя роза была очень хороша! :)
Если мужчина дарит цветы после секса... даже не знаю, если честно. Нахожусь в некотором недоумении. Это он так "спасибо" говорит?
Впрочем, я равнодушна к цветам, и они мне что до, что после...
Главное, чтобы не вместо секса. Вариант с сибирским котом, который всю ночь водил кошку по крыше и рассказывал, как яйца в Сибири отморозил, конечно, высокоинтеллектуальный, и я даже в него играла лет десять с соседом. Но не возбуждает, нисколько.
Видимо, надо расслабиться и не обращать внимания на цветы, сосредоточившись на куда более приземленных моментах. Ну или возвышенных, смотря с какой стороны подойти к предмету.
Хотя роза была очень хороша! :)
четверг, 28 июля 2011 г.
среда, 27 июля 2011 г.
Дела сердечные
Если верить кардиологу, жить я буду недолго и без удовольствия, особенно, глядя на список специалистов и анализов, которые надо сделать.
Если не верить... тоже будет недолго, но удовольствия гораздо больше.
Я, конечно, люблю докторов, но не до такой же степени, чтобы встречаться с ними с повышенной регулярностью.
Смешно, отвечая на вопросы: не болела, не имею, не жаловалась, не страдаю - искать причины тахикардии, стенокардии, скачков давления и других мелочей, не назвав главную.
"Знаете, доктор, я влюбилась. Ага, именно тогда все и началось, по весне, совершенно верно".
Полных лет? Сорок три. Что предшествовало дискомфорту? Я на работу вышла, стресс, сами понимаете...
Влюбилась и понеслось... Поди объясни... А выход какой? Разлюбить, лечь на дно, контролировать холестерин и гормоны?
Нет уж, лучше недолго, но с удовольствием.
Сердце скачет галопом, значит, ему еще что-то нужно... Значит, пока жива, а там будет видно...
Если не верить... тоже будет недолго, но удовольствия гораздо больше.
Я, конечно, люблю докторов, но не до такой же степени, чтобы встречаться с ними с повышенной регулярностью.
Смешно, отвечая на вопросы: не болела, не имею, не жаловалась, не страдаю - искать причины тахикардии, стенокардии, скачков давления и других мелочей, не назвав главную.
"Знаете, доктор, я влюбилась. Ага, именно тогда все и началось, по весне, совершенно верно".
Полных лет? Сорок три. Что предшествовало дискомфорту? Я на работу вышла, стресс, сами понимаете...
Влюбилась и понеслось... Поди объясни... А выход какой? Разлюбить, лечь на дно, контролировать холестерин и гормоны?
Нет уж, лучше недолго, но с удовольствием.
Сердце скачет галопом, значит, ему еще что-то нужно... Значит, пока жива, а там будет видно...
Крамольное
Уже три месяца слушаю про "девочек, которые у меня живут". Не ревную ни одной секунды, ибо догадываюсь, что за девочки и зачем живут. Им выгода, ему удовольствие, каждый получает свое.
Но только сейчас подумала: а где следы этих мифических девочек?
Ни зубной щетки, ни заколки для волос, ни прокладок, ни трусиков...
Ну да, два банных халата, оба потрепанные. Два неизменно чистых полотенца для гостей. Возле окна - пачка сигарет Вог, но в прошлый раз были мужские сигареты. На тумбочке с альтернативной стороны кровати - Акунин, явно не он читал.
Но следов "живущих девочек" - нет. Приходящие, да, наверняка. Все-таки альфа-самец, просто обязан соответствовать.
В холодильнике только то, что приготовила экономка. Вот ее присутствие ощущается, дом убран, ухожен, мужчина обстиран и сыт.
Гардеробная забита дорогущими костюмами, клубными пиджаками, рубашками... Один набор галстуков штук пятьдесят, не меньше, чего стоит! Хорошо, что мне плевать на все эти Версаче, Готье и Ролексы. Меня он устраивает и в джинсах и без них. Хотя на фотографиях в костюмах он "Ах какой мужчина!"
И приходят в голову крамольные мысли: отдыхаем от девочек или "был ли мальчик"?
То, что девочки были - сомнений нет. Да только где они все?
Одиноко ему... одиноко...
Но только сейчас подумала: а где следы этих мифических девочек?
Ни зубной щетки, ни заколки для волос, ни прокладок, ни трусиков...
Ну да, два банных халата, оба потрепанные. Два неизменно чистых полотенца для гостей. Возле окна - пачка сигарет Вог, но в прошлый раз были мужские сигареты. На тумбочке с альтернативной стороны кровати - Акунин, явно не он читал.
Но следов "живущих девочек" - нет. Приходящие, да, наверняка. Все-таки альфа-самец, просто обязан соответствовать.
В холодильнике только то, что приготовила экономка. Вот ее присутствие ощущается, дом убран, ухожен, мужчина обстиран и сыт.
Гардеробная забита дорогущими костюмами, клубными пиджаками, рубашками... Один набор галстуков штук пятьдесят, не меньше, чего стоит! Хорошо, что мне плевать на все эти Версаче, Готье и Ролексы. Меня он устраивает и в джинсах и без них. Хотя на фотографиях в костюмах он "Ах какой мужчина!"
И приходят в голову крамольные мысли: отдыхаем от девочек или "был ли мальчик"?
То, что девочки были - сомнений нет. Да только где они все?
Одиноко ему... одиноко...
Ехать или не ехать
Дилемма, однако!
В принципе - и думать нечего, в Москве меня больше ничто не держит, а в Уфе я и поработаю, и отдохну...
С другой стороны... если раздастся звонок, то проехать 50 км и 1350 км - разница есть. Уж точно не сорвусь на одну ночь...
Это и обидно, выделяется-то все счастье исключительно дозированно.
Можно уповать на то, что у меня есть еще семь недель, памятуя последний опыт.
Но иррационала никогда не предсказать.
Я ж потом на анализы изойду, представляя, чего себя лишила в таких подробностях, что караул!
Ну, конечно, любимый один не останется, список девочек неисчерпаем, и дай Бог ему здоровья. Но тут я эгоистично думаю о себе, не о нем.
В другой стороны, там у меня "Мужские слезы", поездка обязательна. Я возлагаю огромные надежды на этот водопад. Поскольку я точно знаю, чего хочу, а "Мужские слезы" точно это могут исполнить, грех не воспользоваться моментом. Август, жара... ледяная вода... и мои совершенно неуемные желания.
Надо ехать!
И еще жутко хочу на предстоящий закрытый показ в Доме журналиста на 11 сентября. Вот как бы и приглашение выпросить, и встретиться, и в Уфу съездить и вообще... ничем не пожертвовать? Хм, у них на сайте даже анонса нет. Бардак!
В принципе - и думать нечего, в Москве меня больше ничто не держит, а в Уфе я и поработаю, и отдохну...
С другой стороны... если раздастся звонок, то проехать 50 км и 1350 км - разница есть. Уж точно не сорвусь на одну ночь...
Это и обидно, выделяется-то все счастье исключительно дозированно.
Можно уповать на то, что у меня есть еще семь недель, памятуя последний опыт.
Но иррационала никогда не предсказать.
Я ж потом на анализы изойду, представляя, чего себя лишила в таких подробностях, что караул!
Ну, конечно, любимый один не останется, список девочек неисчерпаем, и дай Бог ему здоровья. Но тут я эгоистично думаю о себе, не о нем.
В другой стороны, там у меня "Мужские слезы", поездка обязательна. Я возлагаю огромные надежды на этот водопад. Поскольку я точно знаю, чего хочу, а "Мужские слезы" точно это могут исполнить, грех не воспользоваться моментом. Август, жара... ледяная вода... и мои совершенно неуемные желания.
Надо ехать!
И еще жутко хочу на предстоящий закрытый показ в Доме журналиста на 11 сентября. Вот как бы и приглашение выпросить, и встретиться, и в Уфу съездить и вообще... ничем не пожертвовать? Хм, у них на сайте даже анонса нет. Бардак!
Кузнечики
В прошлое воскресенье нас атаковали кузнечики.
Вышла на балкон на восьмом этаже многоэтажки и заработала культурный шок.
Весь балкон был усыпан кузнечиками. Они были везде - на полу, на перилах, на подоконнике, на коробках, на зимней резине и норовили пробраться в квартиру.
Посмеялась, ушла к себе в комнату (окна выходят на противоположную сторону дома).
На спинке стула перед компом висело мое банное полотенце (я только вышла из душа) и посреди полотенца сидел кузнечик и читал мой ЖЖ с экрана. Нда... чует мое сердце, что казачок-то засланный. Надо больше текстов под замок убирать! :)
Вышли на улицу с сыном, у подъезда ступить некуда - кузнечики.
Приехали на казанский - на дворнике моей машины сидит кузнечик.
Вот я и подумала про египетский исход... Пора?
Вышла на балкон на восьмом этаже многоэтажки и заработала культурный шок.
Весь балкон был усыпан кузнечиками. Они были везде - на полу, на перилах, на подоконнике, на коробках, на зимней резине и норовили пробраться в квартиру.
Посмеялась, ушла к себе в комнату (окна выходят на противоположную сторону дома).
На спинке стула перед компом висело мое банное полотенце (я только вышла из душа) и посреди полотенца сидел кузнечик и читал мой ЖЖ с экрана. Нда... чует мое сердце, что казачок-то засланный. Надо больше текстов под замок убирать! :)
Вышли на улицу с сыном, у подъезда ступить некуда - кузнечики.
Приехали на казанский - на дворнике моей машины сидит кузнечик.
Вот я и подумала про египетский исход... Пора?
вторник, 26 июля 2011 г.
О Владимире Высоцком - Георгий Вайнер в гостях у Виктора Топаллера
К сожалению, сегодня уже с опозданием.
Потому что вчера была годовщина смерти Владимира Высоцкого. Страшно сказать, 31-ая годовщина.
Мы выросли на его песнях, на его стихах, на его ролях, которые за эти годы не потеряли своей актуальности, не покрылись пылью истории.
О нем мало говорили при жизни, больше слушали, сквозь треск и шумы любительских записей на подпольных концертах.
О нем заговорили после его смерти - невесть откуда взявшиеся друзья и единомышленники.
Мы не знаем, каким он был на самом деле, слишком много легенд и мифов окружает его жизнь.
Мы знаем, каким он был на самом деле. Чтобы понять это - надо слушать и смотреть. Он был такой, как на сцене, как на экране, как в песнях, которые он проживал, обнимая свою гитару.
Эта беседа необычная, потому что два настоящих, сильных, талантливых человека говорят о третьем - настоящем, сильном и талантливом, который ушел от нас так рано, исполнив свою миссию на этой земле.
Передача снималась шесть лет назад, к 25-ой годовщине смерти Владимира Семеновича. Сегодня смотреть ее еще труднее, потому что больше нет с нами Георгия Вайнера...
Они были созданы друг для друга - Глеб Жиглов, написанный братьями Вайнерами, и Владимир Высоцкий, прославивший себя и замечательный фильм "Место встречи изменить нельзя".
Они были нашими соотечественниками, нашими современниками.
Смотрите, помните, гордитесь.
Потому что вчера была годовщина смерти Владимира Высоцкого. Страшно сказать, 31-ая годовщина.
Мы выросли на его песнях, на его стихах, на его ролях, которые за эти годы не потеряли своей актуальности, не покрылись пылью истории.
О нем мало говорили при жизни, больше слушали, сквозь треск и шумы любительских записей на подпольных концертах.
О нем заговорили после его смерти - невесть откуда взявшиеся друзья и единомышленники.
Мы не знаем, каким он был на самом деле, слишком много легенд и мифов окружает его жизнь.
Мы знаем, каким он был на самом деле. Чтобы понять это - надо слушать и смотреть. Он был такой, как на сцене, как на экране, как в песнях, которые он проживал, обнимая свою гитару.
Эта беседа необычная, потому что два настоящих, сильных, талантливых человека говорят о третьем - настоящем, сильном и талантливом, который ушел от нас так рано, исполнив свою миссию на этой земле.
Передача снималась шесть лет назад, к 25-ой годовщине смерти Владимира Семеновича. Сегодня смотреть ее еще труднее, потому что больше нет с нами Георгия Вайнера...
Они были созданы друг для друга - Глеб Жиглов, написанный братьями Вайнерами, и Владимир Высоцкий, прославивший себя и замечательный фильм "Место встречи изменить нельзя".
Они были нашими соотечественниками, нашими современниками.
Смотрите, помните, гордитесь.
Виктор Топаллер и Александр Кушнер - о поэзии
Дорогие коллеги, для которых поэзия - не пустой звук.
Представляю вам беседу Виктора Александровича в нью-йоркской студии RTVI с одним из самых талантливых и романтичных поэтов современности - Александром Кушнером. Удивительная лирика этого человека будоражила сердца многих поколений молодых и влюбленных. Но его поэзию невозможно перерасти. Становясь взрослее, ты находишь в ней для себя нужные строки, верные чувства, тонкое понимание человеческой души. Послушайте, что говорит этот Поэт о себе, о своих коллегах, о поколении новых поэтов, о жизни и любви. Уверена, вы не пожалеете.
Представляю вам беседу Виктора Александровича в нью-йоркской студии RTVI с одним из самых талантливых и романтичных поэтов современности - Александром Кушнером. Удивительная лирика этого человека будоражила сердца многих поколений молодых и влюбленных. Но его поэзию невозможно перерасти. Становясь взрослее, ты находишь в ней для себя нужные строки, верные чувства, тонкое понимание человеческой души. Послушайте, что говорит этот Поэт о себе, о своих коллегах, о поколении новых поэтов, о жизни и любви. Уверена, вы не пожалеете.
О подчинении в сексе и не только
Мне безумно понравился наш утренний секс, он был совсем другой, нисколько не похож на бесконечную ночную игру в то, кто чего хочет и как доставить друг другу удовольствие.
Он почти ничего не говорил, пока я изводила его ласками...
И я так увлеклась, что думала только о нем. И он тоже думал о себе, когда вдруг перевернул меня как мягкую игрушку, молча и уверенно... Он не спрашивал, что я чувствую и чего хочу, он был силен и напорист, как зверь, и я просто умирала под ним от восторга. А он был молод и эгоистичен, он хотел подчинять и думал о своем удовольствии. И это все, чего я хотела - доставить удовольствие ему.
Это не было бесконечным сексом, изматывающим наслаждением, которое хочется длить и длить, но я была совершенно счастлива, потому что именно такой он мне безумно нравится. Молчаливый сильный хищник, который берет свое...
За такой секс я бы отдала все, что было у меня до него с другими.
Доминантному самцу и в голову не пришло спрашивать, хочет ли самочка подчиняться... Впрочем, не знаю, как другие, а эта самочка еще как хочет!
А после завтрака, когда в жизнь уже вмешались другие процессы, когда этика и этикет брали верх над инстинктами, он сказал мне:
- Есть два пути дальнейших действий. Либо ты ждешь, пока я буду собираться, бриться, принимать лекарства, одеваться, и мы выйдем вместе, либо ты не хочешь меня ждать, и тогда мы попрощаемся сейчас.
Мне стало смешно.
- Безусловно, я буду ждать, пока ты собираешься. И я не могу понять, зачем ты предоставляешь мне такой странный выбор.
- Ну вдруг у тебя есть свои планы.
- Я женщина, и сделаю так, как ты хочешь. Меня не надо спрашивать, твое дело сказать: сиди и жди меня. И я буду сидеть и ждать.
Я удивила его, это было видно. Но я сказала то, что хотела сказать.
Мне странно, что мужчина, который во всех своих проявлениях доминантен, пытается быть таким осторожным с женщиной. Как же поигралась с ним судьба, что он не рискует быть таким, как в постели... Если женщины, которых он любил, пытались доминировать в жизни... мне жаль, что он не знает, как это божественно и гармонично бывает по-другому.
Я и сама доминировала над своими мужчинами, над большинством, потому что они были куда слабее меня. Но слабому нужно чувствовать силу, а сильному нужна в дополнение слабость.
Я кошкой сидела на полу у его ног возле письменного стола, в привычном уже месте между двух кадок с растениями, и была абсолютно, безоговорочно счастлива. Мне не надо так много слов, про то, что ему хорошо, или про то, как я хороша, или вопросов, как я хочу и что собираюсь делать. Мои инстинкты меня не подводят. Я делаю все, что он хочет, я подчиняюсь добровольно или я подчиняюсь приказу. Моя сущность - жить для его удовольствия, удобства, спокойствия. Я догадывалась об этом, пока его не было. Я уверена в этом теперь, когда он есть.
Он почти ничего не говорил, пока я изводила его ласками...
И я так увлеклась, что думала только о нем. И он тоже думал о себе, когда вдруг перевернул меня как мягкую игрушку, молча и уверенно... Он не спрашивал, что я чувствую и чего хочу, он был силен и напорист, как зверь, и я просто умирала под ним от восторга. А он был молод и эгоистичен, он хотел подчинять и думал о своем удовольствии. И это все, чего я хотела - доставить удовольствие ему.
Это не было бесконечным сексом, изматывающим наслаждением, которое хочется длить и длить, но я была совершенно счастлива, потому что именно такой он мне безумно нравится. Молчаливый сильный хищник, который берет свое...
За такой секс я бы отдала все, что было у меня до него с другими.
Доминантному самцу и в голову не пришло спрашивать, хочет ли самочка подчиняться... Впрочем, не знаю, как другие, а эта самочка еще как хочет!
А после завтрака, когда в жизнь уже вмешались другие процессы, когда этика и этикет брали верх над инстинктами, он сказал мне:
- Есть два пути дальнейших действий. Либо ты ждешь, пока я буду собираться, бриться, принимать лекарства, одеваться, и мы выйдем вместе, либо ты не хочешь меня ждать, и тогда мы попрощаемся сейчас.
Мне стало смешно.
- Безусловно, я буду ждать, пока ты собираешься. И я не могу понять, зачем ты предоставляешь мне такой странный выбор.
- Ну вдруг у тебя есть свои планы.
- Я женщина, и сделаю так, как ты хочешь. Меня не надо спрашивать, твое дело сказать: сиди и жди меня. И я буду сидеть и ждать.
Я удивила его, это было видно. Но я сказала то, что хотела сказать.
Мне странно, что мужчина, который во всех своих проявлениях доминантен, пытается быть таким осторожным с женщиной. Как же поигралась с ним судьба, что он не рискует быть таким, как в постели... Если женщины, которых он любил, пытались доминировать в жизни... мне жаль, что он не знает, как это божественно и гармонично бывает по-другому.
Я и сама доминировала над своими мужчинами, над большинством, потому что они были куда слабее меня. Но слабому нужно чувствовать силу, а сильному нужна в дополнение слабость.
Я кошкой сидела на полу у его ног возле письменного стола, в привычном уже месте между двух кадок с растениями, и была абсолютно, безоговорочно счастлива. Мне не надо так много слов, про то, что ему хорошо, или про то, как я хороша, или вопросов, как я хочу и что собираюсь делать. Мои инстинкты меня не подводят. Я делаю все, что он хочет, я подчиняюсь добровольно или я подчиняюсь приказу. Моя сущность - жить для его удовольствия, удобства, спокойствия. Я догадывалась об этом, пока его не было. Я уверена в этом теперь, когда он есть.
Не ошибиться с выбором
Мой мужчина сказал утром ни с того ни с сего, доедая приготовленную мной яичницу:
- Я всю жизнь ищу женщину, которая любила бы белок от яиц и белое мясо у курицы, потому что я люблю желтки и темное мясо.
Любит он такие "вбросы" про то, что "всю жизнь ищет женщину, которая..."
Я улыбнулась:
- И не терпишь пищевых конкурентов.
Он ждал других слов, а я не смогла сказать, решила, что время еще не пришло.
"Ты снова ошибаешься, дорогой. Это прекрасно, когда женщина любит то же самое, что любишь ты. И искать надо именно такую женщину. Просто она должна хотеть ради тебя жертвовать тем, что любит. Это куда ценнее, чем разные вкусы. Да и какая, собственно, разница, что любить, когда есть ты, и любить, в первую очередь, надо тебя".
Его "вся жизнь" - это гораздо больше всей моей жизни, почти в два раза. А вот же... ошибается в таких мелочах...
В каких-то бытовых вещах он совершенный ребенок и никогда не повзрослеет, нет на это уже времени. И самое поразительное, что при всей моей неприспособленности к жизни, именно в этих вещах я оказалась очень продвинутой. С чего бы мне научиться до нашей встречи разбираться в лекарствах, если я не болею, всю жизнь заниматься мелким ремонтом в доме, быть почти сисадмином в компах и разной технике. Как будто я всю жизнь готовилась к этой встрече. Он смотрит на меня, как на существо с другой планеты. Может и с другой, но засланное специально для него.
Он говорит, что жены его любили и до сих пор любят.
Любили, наверное, но как-то не так, видимо, как бы ему хотелось.
Я люблю его именно так, но говорить не буду. Пусть разбирается сам.
А яичница получилась вкусная. Или мы после секса так дико проголодались?
- Я всю жизнь ищу женщину, которая любила бы белок от яиц и белое мясо у курицы, потому что я люблю желтки и темное мясо.
Любит он такие "вбросы" про то, что "всю жизнь ищет женщину, которая..."
Я улыбнулась:
- И не терпишь пищевых конкурентов.
Он ждал других слов, а я не смогла сказать, решила, что время еще не пришло.
"Ты снова ошибаешься, дорогой. Это прекрасно, когда женщина любит то же самое, что любишь ты. И искать надо именно такую женщину. Просто она должна хотеть ради тебя жертвовать тем, что любит. Это куда ценнее, чем разные вкусы. Да и какая, собственно, разница, что любить, когда есть ты, и любить, в первую очередь, надо тебя".
Его "вся жизнь" - это гораздо больше всей моей жизни, почти в два раза. А вот же... ошибается в таких мелочах...
В каких-то бытовых вещах он совершенный ребенок и никогда не повзрослеет, нет на это уже времени. И самое поразительное, что при всей моей неприспособленности к жизни, именно в этих вещах я оказалась очень продвинутой. С чего бы мне научиться до нашей встречи разбираться в лекарствах, если я не болею, всю жизнь заниматься мелким ремонтом в доме, быть почти сисадмином в компах и разной технике. Как будто я всю жизнь готовилась к этой встрече. Он смотрит на меня, как на существо с другой планеты. Может и с другой, но засланное специально для него.
Он говорит, что жены его любили и до сих пор любят.
Любили, наверное, но как-то не так, видимо, как бы ему хотелось.
Я люблю его именно так, но говорить не буду. Пусть разбирается сам.
А яичница получилась вкусная. Или мы после секса так дико проголодались?
И снова над городом
Рассвет оказался еще удивительнее заката.
Город не спал, он умер, перестал существовать.
Студия впитывала свет белыми стенами, пятнистыми каплями кратона, узкими лезвиями юкки, трогательными зелеными ладошками шеффлеры. Серо-голубое небо вливалось в окна, но еще не было солнца, только светлый поднебесный простор.
С моего места в постели сквозь лодочки листьев фикуса нельзя было увидеть просыпающийся город.
И мне вдруг так мучительно захотелось этого рассветного одиночества над Москвой, что я оставила любимого видеть сны и ушла к подоконнику.
И вот тогда я поняла, что город умер. Его больше не существовало. Не было города в той реальности, где я всю ночь не спала, слушала дыхание самого главного человека в своей жизни, улыбалась и ждала утра, чтобы снова обнять своего мужчину.
Да, это были все те же дома, тот же простор для взгляда на запад, где просыпалась Европа, на юго-запад, где далекие холмы Рима проступали сквозь рельеф облаков.
Но это был апокалиптический город, где не шевелились кроны деревьев, не было движения в окнах дома под нами, дорога была всего лишь пустой серой полосой, разделенной надвое белой линией, дворы молчали и даже облака казались приклеенными к серо-голубому фону, как на поделке первоклассника. Минуты текли медленно, но они текли. Я слышала тиканье часов, дыхание мужчины, я была живая. А город умер. В нем не было жизни, не было людей, машин, ветра, солнца.
А потом прилетел голубь. Не сизый, как обычно, а бело-коричневый. Сделал неуверенный круг над крышей стоящего под нами дома и сел на антенну, высматривая что-то внизу. И эта птица придала пейзажу за окном еще большей нереальности.
Подо мной лежал мир, оставшийся после потопа. И где-то была жизнь, которая выпустила эту птицу искать новое пристанище для новых людей.
Мне было странно и тревожно смотреть на апокалиптический мир рассвета в многомиллионном городе.
Но стоило отвернуться от окна - и жизнь вспыхивала на стекле картины, в поскрипывании паркета в центре комнаты, в задетом мною листе юкки.
Даже если там, в городе, умершем под нами, больше никогда ничего не случится, здесь, в моей реальности, жизнь была прекрасна. И будь моя воля, я бы все и оставила так. Но я знала, что спустя несколько минут солнце зальет фасад дома, обращенного к нам мертвыми окнами, окатит оранжевой волной света здание Гидропроекта, разбудит птиц, людей, машины, самолеты, облака неохотно тронутся с места, и у моего возлюбленного начнется утро, в котором для меня почти сразу же не останется места.
Я прошлась еще раз по комнате, как зверь, обозначивший границы своей территории, запомнила ее такой светлой и тихой, предрассветной и ожидающей пробуждения хозяина, и вернулась туда, где он спал, свернулась клубком на крохотном, оставленном мне треугольнике кровати и стала ждать...
Облака за окном стали оранжевыми, мелькнула тень птицы, подала голос сигнализация.
Мой любимый спал, ему не мешали звуки проснувшегося города.
Мое время таяло. Мне пришлось вернуть его в привычный для него мир, пока он не проснулся и не понял, что я похитила его на несколько часов. Несколько невозможных, счастливых, неповторимых часов там, где я обретаюсь, пока жду его.
Город не спал, он умер, перестал существовать.
Студия впитывала свет белыми стенами, пятнистыми каплями кратона, узкими лезвиями юкки, трогательными зелеными ладошками шеффлеры. Серо-голубое небо вливалось в окна, но еще не было солнца, только светлый поднебесный простор.
С моего места в постели сквозь лодочки листьев фикуса нельзя было увидеть просыпающийся город.
И мне вдруг так мучительно захотелось этого рассветного одиночества над Москвой, что я оставила любимого видеть сны и ушла к подоконнику.
И вот тогда я поняла, что город умер. Его больше не существовало. Не было города в той реальности, где я всю ночь не спала, слушала дыхание самого главного человека в своей жизни, улыбалась и ждала утра, чтобы снова обнять своего мужчину.
Да, это были все те же дома, тот же простор для взгляда на запад, где просыпалась Европа, на юго-запад, где далекие холмы Рима проступали сквозь рельеф облаков.
Но это был апокалиптический город, где не шевелились кроны деревьев, не было движения в окнах дома под нами, дорога была всего лишь пустой серой полосой, разделенной надвое белой линией, дворы молчали и даже облака казались приклеенными к серо-голубому фону, как на поделке первоклассника. Минуты текли медленно, но они текли. Я слышала тиканье часов, дыхание мужчины, я была живая. А город умер. В нем не было жизни, не было людей, машин, ветра, солнца.
А потом прилетел голубь. Не сизый, как обычно, а бело-коричневый. Сделал неуверенный круг над крышей стоящего под нами дома и сел на антенну, высматривая что-то внизу. И эта птица придала пейзажу за окном еще большей нереальности.
Подо мной лежал мир, оставшийся после потопа. И где-то была жизнь, которая выпустила эту птицу искать новое пристанище для новых людей.
Мне было странно и тревожно смотреть на апокалиптический мир рассвета в многомиллионном городе.
Но стоило отвернуться от окна - и жизнь вспыхивала на стекле картины, в поскрипывании паркета в центре комнаты, в задетом мною листе юкки.
Даже если там, в городе, умершем под нами, больше никогда ничего не случится, здесь, в моей реальности, жизнь была прекрасна. И будь моя воля, я бы все и оставила так. Но я знала, что спустя несколько минут солнце зальет фасад дома, обращенного к нам мертвыми окнами, окатит оранжевой волной света здание Гидропроекта, разбудит птиц, людей, машины, самолеты, облака неохотно тронутся с места, и у моего возлюбленного начнется утро, в котором для меня почти сразу же не останется места.
Я прошлась еще раз по комнате, как зверь, обозначивший границы своей территории, запомнила ее такой светлой и тихой, предрассветной и ожидающей пробуждения хозяина, и вернулась туда, где он спал, свернулась клубком на крохотном, оставленном мне треугольнике кровати и стала ждать...
Облака за окном стали оранжевыми, мелькнула тень птицы, подала голос сигнализация.
Мой любимый спал, ему не мешали звуки проснувшегося города.
Мое время таяло. Мне пришлось вернуть его в привычный для него мир, пока он не проснулся и не понял, что я похитила его на несколько часов. Несколько невозможных, счастливых, неповторимых часов там, где я обретаюсь, пока жду его.
понедельник, 25 июля 2011 г.
25 июля
Странный день 25 июля начался в половине девятого вечера и, видимо, закончится часа в 3 ночи. Полагаю, это будет самый короткий день за последние месяцы.
Папа говорил: если утром много смеешься, то вечером будешь много плакать.
Так и вышло, с той только разницей, что календарный день разбился на странные части.
Утро принадлежало все еще 24 июля... длинному-длинному счастливому 24 июля... Может быть, самому счастливому за всю жизнь.
Нельзя зарекаться, возможно (становлюсь суеверной), будет и более счастливое утро... и еще счастливее... Главное, смогу ли я пережить такие объемы счастья, которые перехлестывают через край, как мои собственные эмоции.
Начинаю думать, что счастье вообще загадочная штука, оно настолько больше реальной жизни, что просто не вмещается в нее.
Когда ты счастлив, ты переживаешь не только этот день или миг с его пейзажем, словами, погодой, прикосновениями, ты охватываешь какие-то другие вселенные, умудряешься втиснуть их в себя, и они распирают тебя, как подошедшее в кадке тесто. Даже не старайся вернуть его обратно, в рамки, в кадку, в границы мира. Оно больше, оно живет в тебе и заполняет все вокруг, и те, кто соприкасается с ним, с настоящим, изумляются и смотрят на тебя, как на чудо...
Так было во вчерашнем сегодняшнем 24 июля.
Но сейчас уже 25 июля, короткий день... и я плачу, сама не знаю почему... слезы текут, выжигают дорожки внутри меня, и я знаю, что это просто слезы, и они не связаны с тем, что было до трехчасового сна. И не связаны с тем, что было в трехчасовом сне... со спокойствием, умиротворением, комфортом... Возможно, они - результат дикого напряжения последних восьми недель, когда временами хотелось умереть, когда временами я уже умирала...
Как я благодарна Катюше и Маришке, которые поддерживали меня... передать не могу.
И если бы ни письма замечательного мужчины - я не знаю, как бы я пережила эти недели.
Но я пережила их... я сказала себе, что все закончилось, моя голова убедила меня... а сердце говорило, что это неправда, что все еще возможно, просто надо замереть, ждать, верить.
И я почти смогла... замереть, ждать, верить.
И дождалась.
А сейчас отпустило... и больно. И текут слезы.
Жизнь на изломе. Жизнь на изломе.
Папа говорил: если утром много смеешься, то вечером будешь много плакать.
Так и вышло, с той только разницей, что календарный день разбился на странные части.
Утро принадлежало все еще 24 июля... длинному-длинному счастливому 24 июля... Может быть, самому счастливому за всю жизнь.
Нельзя зарекаться, возможно (становлюсь суеверной), будет и более счастливое утро... и еще счастливее... Главное, смогу ли я пережить такие объемы счастья, которые перехлестывают через край, как мои собственные эмоции.
Начинаю думать, что счастье вообще загадочная штука, оно настолько больше реальной жизни, что просто не вмещается в нее.
Когда ты счастлив, ты переживаешь не только этот день или миг с его пейзажем, словами, погодой, прикосновениями, ты охватываешь какие-то другие вселенные, умудряешься втиснуть их в себя, и они распирают тебя, как подошедшее в кадке тесто. Даже не старайся вернуть его обратно, в рамки, в кадку, в границы мира. Оно больше, оно живет в тебе и заполняет все вокруг, и те, кто соприкасается с ним, с настоящим, изумляются и смотрят на тебя, как на чудо...
Так было во вчерашнем сегодняшнем 24 июля.
Но сейчас уже 25 июля, короткий день... и я плачу, сама не знаю почему... слезы текут, выжигают дорожки внутри меня, и я знаю, что это просто слезы, и они не связаны с тем, что было до трехчасового сна. И не связаны с тем, что было в трехчасовом сне... со спокойствием, умиротворением, комфортом... Возможно, они - результат дикого напряжения последних восьми недель, когда временами хотелось умереть, когда временами я уже умирала...
Как я благодарна Катюше и Маришке, которые поддерживали меня... передать не могу.
И если бы ни письма замечательного мужчины - я не знаю, как бы я пережила эти недели.
Но я пережила их... я сказала себе, что все закончилось, моя голова убедила меня... а сердце говорило, что это неправда, что все еще возможно, просто надо замереть, ждать, верить.
И я почти смогла... замереть, ждать, верить.
И дождалась.
А сейчас отпустило... и больно. И текут слезы.
Жизнь на изломе. Жизнь на изломе.
Время для счастья
Ожидание счастья всегда меньше, чем само счастье.
Семь недель одиночества - ничто по сравнению с тринадцатью часами присутствия.
Сомнения, слезы, разочарование, злость, обида, снова слезы, попытка забыть, ночи и дни, ночи и дни... мертвый кокон вечности.
И этот звонок...
Прикосновение, улыбка, внимательный взгляд, осторожность и неосторожность, слова, которым не стоит верить, молчание, которому веришь, снова прикосновение, ласка, неистовство, мятые простыни, возможность отдать все и невозможность остановиться и выпустить из объятий, признание, подчинение и завоевание, середина ночи, его сон и мой шепот "я люблю тебя", его дыхание и мое счастье, ночь рядом с любимым, утро в доме, который я обожаю, вещи, фотографии, глоток клюквенного морса, забытый в стакане ночью, душ, возвращение в постель, пробуждение, нежность, ласка и вдруг резкий переход к стремительному завоеванию, то чего ждешь и что всегда оказывается неожиданным и сводит с ума, легкий завтрак и грустный взгляд на закрывшуюся дверь, журнал "Искусство кино" за 2003 год, утренняя Тора, та самая утренняя Тора (какое счастье!), и его возвращение, оранжево-красная роза на длинной ножке, роза для меня, яичница из 4 яиц и дележка "по-братски", мне одно, ему три, улыбка, кофе, неспешный разговор, будто он не торопится, вопросы, ответы, заинтересованность, улыбка, хождение за ним по квартире кошкой, сидение на полу возле письменного стола, лекарства... много лекарств, блокнот, инъекции, отзвук моей боли, снова хождение за ним по квартире, нежность, столько неисчерпаемой нежности, роза в пальцах, лифт, жара на улице, объятие, поцелуй, "не пропадай", "это ты не пропадай".
За семь недель одиночества не было столько событий, не было жизни, ничего не было.
Время, отведенное нам на счастье, вмещает неизмеримо больше любого другого времени.
Я буду ждать следующих тринадцати часов. Ожидание всегда такое короткое, если знаешь, что телефон зазвонит снова...
Семь недель одиночества - ничто по сравнению с тринадцатью часами присутствия.
Сомнения, слезы, разочарование, злость, обида, снова слезы, попытка забыть, ночи и дни, ночи и дни... мертвый кокон вечности.
И этот звонок...
Прикосновение, улыбка, внимательный взгляд, осторожность и неосторожность, слова, которым не стоит верить, молчание, которому веришь, снова прикосновение, ласка, неистовство, мятые простыни, возможность отдать все и невозможность остановиться и выпустить из объятий, признание, подчинение и завоевание, середина ночи, его сон и мой шепот "я люблю тебя", его дыхание и мое счастье, ночь рядом с любимым, утро в доме, который я обожаю, вещи, фотографии, глоток клюквенного морса, забытый в стакане ночью, душ, возвращение в постель, пробуждение, нежность, ласка и вдруг резкий переход к стремительному завоеванию, то чего ждешь и что всегда оказывается неожиданным и сводит с ума, легкий завтрак и грустный взгляд на закрывшуюся дверь, журнал "Искусство кино" за 2003 год, утренняя Тора, та самая утренняя Тора (какое счастье!), и его возвращение, оранжево-красная роза на длинной ножке, роза для меня, яичница из 4 яиц и дележка "по-братски", мне одно, ему три, улыбка, кофе, неспешный разговор, будто он не торопится, вопросы, ответы, заинтересованность, улыбка, хождение за ним по квартире кошкой, сидение на полу возле письменного стола, лекарства... много лекарств, блокнот, инъекции, отзвук моей боли, снова хождение за ним по квартире, нежность, столько неисчерпаемой нежности, роза в пальцах, лифт, жара на улице, объятие, поцелуй, "не пропадай", "это ты не пропадай".
За семь недель одиночества не было столько событий, не было жизни, ничего не было.
Время, отведенное нам на счастье, вмещает неизмеримо больше любого другого времени.
Я буду ждать следующих тринадцати часов. Ожидание всегда такое короткое, если знаешь, что телефон зазвонит снова...
четверг, 21 июля 2011 г.
Виртуальный кинотеатр: за копейки и даже даром
Возможно, это только я такая темная и не в курсе, а весь инет все давно посмотрел, однако же...
Есть вот такой проект: http://www.now.ru
На сайте разложенные по разделам фильмы, которые можно посмотреть за абонентскую плату.
Цены по сути смешные: 10 дней = 299 рублей, 30 дней = 499 рублей, 90 дней = 1199 рублей.
Есть также немаленький раздел FREE, где полно мультиков, советского кино, артхауса и западной классики.
Собственно, сайт для тех, кто не любит красть. И хотя я качаю с торрентов, вынужденно для мамы и изредка от скуки для себя, я бы предпочла заплатить эти три копейки и усмотреться кино вдоволь.
И вариантов оплаты там более чем достаточно. Так что кто еще не сыграл в этот сайт - приятного просмотра.
Есть вот такой проект: http://www.now.ru
На сайте разложенные по разделам фильмы, которые можно посмотреть за абонентскую плату.
Цены по сути смешные: 10 дней = 299 рублей, 30 дней = 499 рублей, 90 дней = 1199 рублей.
Есть также немаленький раздел FREE, где полно мультиков, советского кино, артхауса и западной классики.
Собственно, сайт для тех, кто не любит красть. И хотя я качаю с торрентов, вынужденно для мамы и изредка от скуки для себя, я бы предпочла заплатить эти три копейки и усмотреться кино вдоволь.
И вариантов оплаты там более чем достаточно. Так что кто еще не сыграл в этот сайт - приятного просмотра.
О моральных запретах
Кто знает, как называется извращение, когда человек относится к себе строже, чем к другим?
Нет, безусловно, это не значит, что в конце концов он не оправдает в себе свои ошибки и просчеты, не отпустит себе грехов.
Но, однако же, руководствуясь принципом "цель оправдывает средства", он позволяет другим доходить до самых границ, а может, даже и переступить. А себе - не позволяет.
Мир человеческих отношений богат и разнообразен, переливается всеми оттенками красок и эмоций. И каждому позволено совершать свой выбор самостоятельно, не оглядываясь на других. Те, кто оглядываются, - также совершают свой выбор, вплетая в него тысячи чужих мнений.
Тогда почему признавая за другими целый спектр вариантов от "прекрасно" до "чудовищно", некоторые оставляют себе только "хорошо" и "плохо", "белое" и "черное", "можно" и "табу"?
Что это за изощренный способ измучить себя сомнениями и выбрать что-то, что может навредить себе, зато не затронет другого?
Почему он может солгать, а ты нет?
Почему он может взять то, что плохо лежит, а ты с ума сойдешь от одной мысли об этом?
Почему он может утаить важное, а ты не в состоянии промолчать?
Почему тебя сделали вечно сомневающимся идиотом, снисходительным к людям и перестающим уважать себя, если приходит мысль чуточку опустить планку?
Ведь цель точно оправдывает средства! И никто не смеет манипулировать твоей жизнью, и ты можешь сделать этот шаг, потому что так бы сделали на твоем месте все твои друзья... А ты не сможешь простить себе и не ищешь обходных путей.
Все так живут, а ты с этим "тюнингом в Тамбовском зоопарке" - белый верблюд.
Нет, безусловно, это не значит, что в конце концов он не оправдает в себе свои ошибки и просчеты, не отпустит себе грехов.
Но, однако же, руководствуясь принципом "цель оправдывает средства", он позволяет другим доходить до самых границ, а может, даже и переступить. А себе - не позволяет.
Мир человеческих отношений богат и разнообразен, переливается всеми оттенками красок и эмоций. И каждому позволено совершать свой выбор самостоятельно, не оглядываясь на других. Те, кто оглядываются, - также совершают свой выбор, вплетая в него тысячи чужих мнений.
Тогда почему признавая за другими целый спектр вариантов от "прекрасно" до "чудовищно", некоторые оставляют себе только "хорошо" и "плохо", "белое" и "черное", "можно" и "табу"?
Что это за изощренный способ измучить себя сомнениями и выбрать что-то, что может навредить себе, зато не затронет другого?
Почему он может солгать, а ты нет?
Почему он может взять то, что плохо лежит, а ты с ума сойдешь от одной мысли об этом?
Почему он может утаить важное, а ты не в состоянии промолчать?
Почему тебя сделали вечно сомневающимся идиотом, снисходительным к людям и перестающим уважать себя, если приходит мысль чуточку опустить планку?
Ведь цель точно оправдывает средства! И никто не смеет манипулировать твоей жизнью, и ты можешь сделать этот шаг, потому что так бы сделали на твоем месте все твои друзья... А ты не сможешь простить себе и не ищешь обходных путей.
Все так живут, а ты с этим "тюнингом в Тамбовском зоопарке" - белый верблюд.
Четыре жалких шипа
Меня никогда особенно не трогал Экзюпери, ни в ранней юности, ни позже.
Первая часть книги, где ребенок становится взрослым поневоле и не понимает взрослых, так и не стала мне понятна. Или, скорее, была понятна, но... Я никогда не была ребенком. Я не видела слона в змее. Моим миром были шляпы, короли, счетоводы, фонарщики - мир взрослых. И не было у меня живого барашка в коробке. Там всегда был барашек Шредингера, то ли живой, то ли мертвый. Я не умела играть в детстве с куклами, мне куклы были скучны. Я выросла из них еще до рождения. Нормальные девчачьи манипуляции: кормить, одевать, причесывать - это рутина, суета, которая надоедала через пару минут.
Поэтому Экзюпери был чужим писателем. Эти его сетования на взрослых и картинки... это было не мое.
Известная цитата вызывала у меня, скорее, раздражение, чем заставляла прочувствовать смысл сказанного. Возможно, это потому, что за десятилетия слова истрепались и обветшали, ими затыкают все дыры в отношениях, как пробоины в трюме яхты, когда-то отправившейся в свадебное путешествие. Я многих приручила, кого-то несознательно, кого-то очень осознанно, но я не могу отвечать за них, просто не могу. Я ухожу без особых сожалений, я давно научилась не сожалеть о том, что сделала и о том, что предстоит сделать. В конце концов, это несправедливо, просить, чтобы тебя приручили, а потом требовать ответственности. Я всегда видела в этом противоречие, шантаж, покушение на мое право выбирать свой следующий шаг, следующую планету.
Почему меня потянуло взять в руки эту книгу сейчас? Что за странная прихоть, ассоциация, попытка что-то доказать себе...
Нет, не трогает путешествие по чужим планетам. И Лис, мудрый и одинокий - не трогает, хотя есть в нем что-то... что я уже пережила, чем переболела... И даже вспоминать не хочу.
А вот окончание книги вдруг показалось мне совсем другим, не таким, к какому я привыкла внутри себя, в тайниках своей памяти.
Я увидела, что мальчик состарился. И это показалось мне чудовищным и жестоким. Ведь в конце книги он совсем старик, в нем столько боли, что невозможно сдержать слез.
"А у тебя хороший яд? Ты не заставишь меня долго мучиться?"
"Самое главное - то, чего не увидишь глазами..."
"Вот такую злую шутку я с тобой сыграю..."
"Мое тело слишком тяжелое. Мне его не унести".
"Дай мне сделать еще шаг одному".
"У нее только и есть, что четыре жалких шипа, больше ей нечем защищаться от мира..."
Одиночество... переход в другие миры... может быть, к своей розе, может, дальше... может, он будет вспоминать колодец, или колосья, или розовый сад с чужими цветами. "Я тебя не оставлю" - пусть даже повторенные сто тысяч раз. Слова... слова...
Он давно уже не ребенок, он старше всех, кого оставил. Он состарился так стремительно, потому что постиг сущность любви...
Что ни говорите, а книжка очень жестокая, и боль в ней такая, что вынести невозможно.
Все, что нам остается: смотреть на небо и видеть свои звезды, или его звезду, вспоминать эту злую шутку - рожденное для любви сердце, слишком поздно научившееся любить. Мы проходим через чужие жизни, которые не трогают нашу душу, мы говорим - "странные эти люди", мы злимся, когда не понимаем, зачем нужны шипы, каждое утро пропалываем свои жизни от ненужных ростков, смотрим глазами и не видим, протягиваем руку, не намереваясь остаться, выбираем смерть, зная, что кому-то причиним боль. Мы всегда остаемся такими, какими нас привели в этот мир, учимся жить, не живем, ищем что-то, чего нет или что уже потеряли. И отчаянно хотим любви и понимания. И едва ли находим то, что ищем... едва ли...
Мой мир почему-то начался со шляпы. А теперь я спрашиваю: "Ты не заставишь меня долго мучиться?" и знаю, что уже заставил, и злая шутка удалась, и мне тоже страшно поверить и сделать этот шаг в никуда, чтобы начать жить сначала. А когда-то казалось, что нет ничего труднее, чем протянуть руку, чем сказать "приручи меня, я хочу этого". Ах, кабы знать, что будет так больно, так одиноко!
"И тут он тоже замолчал, потому что заплакал..."
Первая часть книги, где ребенок становится взрослым поневоле и не понимает взрослых, так и не стала мне понятна. Или, скорее, была понятна, но... Я никогда не была ребенком. Я не видела слона в змее. Моим миром были шляпы, короли, счетоводы, фонарщики - мир взрослых. И не было у меня живого барашка в коробке. Там всегда был барашек Шредингера, то ли живой, то ли мертвый. Я не умела играть в детстве с куклами, мне куклы были скучны. Я выросла из них еще до рождения. Нормальные девчачьи манипуляции: кормить, одевать, причесывать - это рутина, суета, которая надоедала через пару минут.
Поэтому Экзюпери был чужим писателем. Эти его сетования на взрослых и картинки... это было не мое.
Известная цитата вызывала у меня, скорее, раздражение, чем заставляла прочувствовать смысл сказанного. Возможно, это потому, что за десятилетия слова истрепались и обветшали, ими затыкают все дыры в отношениях, как пробоины в трюме яхты, когда-то отправившейся в свадебное путешествие. Я многих приручила, кого-то несознательно, кого-то очень осознанно, но я не могу отвечать за них, просто не могу. Я ухожу без особых сожалений, я давно научилась не сожалеть о том, что сделала и о том, что предстоит сделать. В конце концов, это несправедливо, просить, чтобы тебя приручили, а потом требовать ответственности. Я всегда видела в этом противоречие, шантаж, покушение на мое право выбирать свой следующий шаг, следующую планету.
Почему меня потянуло взять в руки эту книгу сейчас? Что за странная прихоть, ассоциация, попытка что-то доказать себе...
Нет, не трогает путешествие по чужим планетам. И Лис, мудрый и одинокий - не трогает, хотя есть в нем что-то... что я уже пережила, чем переболела... И даже вспоминать не хочу.
А вот окончание книги вдруг показалось мне совсем другим, не таким, к какому я привыкла внутри себя, в тайниках своей памяти.
Я увидела, что мальчик состарился. И это показалось мне чудовищным и жестоким. Ведь в конце книги он совсем старик, в нем столько боли, что невозможно сдержать слез.
"А у тебя хороший яд? Ты не заставишь меня долго мучиться?"
"Самое главное - то, чего не увидишь глазами..."
"Вот такую злую шутку я с тобой сыграю..."
"Мое тело слишком тяжелое. Мне его не унести".
"Дай мне сделать еще шаг одному".
"У нее только и есть, что четыре жалких шипа, больше ей нечем защищаться от мира..."
Одиночество... переход в другие миры... может быть, к своей розе, может, дальше... может, он будет вспоминать колодец, или колосья, или розовый сад с чужими цветами. "Я тебя не оставлю" - пусть даже повторенные сто тысяч раз. Слова... слова...
Он давно уже не ребенок, он старше всех, кого оставил. Он состарился так стремительно, потому что постиг сущность любви...
Что ни говорите, а книжка очень жестокая, и боль в ней такая, что вынести невозможно.
Все, что нам остается: смотреть на небо и видеть свои звезды, или его звезду, вспоминать эту злую шутку - рожденное для любви сердце, слишком поздно научившееся любить. Мы проходим через чужие жизни, которые не трогают нашу душу, мы говорим - "странные эти люди", мы злимся, когда не понимаем, зачем нужны шипы, каждое утро пропалываем свои жизни от ненужных ростков, смотрим глазами и не видим, протягиваем руку, не намереваясь остаться, выбираем смерть, зная, что кому-то причиним боль. Мы всегда остаемся такими, какими нас привели в этот мир, учимся жить, не живем, ищем что-то, чего нет или что уже потеряли. И отчаянно хотим любви и понимания. И едва ли находим то, что ищем... едва ли...
Мой мир почему-то начался со шляпы. А теперь я спрашиваю: "Ты не заставишь меня долго мучиться?" и знаю, что уже заставил, и злая шутка удалась, и мне тоже страшно поверить и сделать этот шаг в никуда, чтобы начать жить сначала. А когда-то казалось, что нет ничего труднее, чем протянуть руку, чем сказать "приручи меня, я хочу этого". Ах, кабы знать, что будет так больно, так одиноко!
"И тут он тоже замолчал, потому что заплакал..."
Дождь
Сначала был ураганный ветер, пыль стояла столбом, может, из-за жары, а может, из-за цементного завода, дай Бог ему процветания.
Потом начало громыхать, потом пролилось.
Хорошо спится в дождь, особенно с карандашом в руке над собственной рукописью. Проснулась и долго перечитывала страницы, пытаясь понять, что это там понаписалось в редакторской правке. С ума сойти, сочинять во сне раньше сочиняла, но чтобы редактировать - такого не помню. Неизученные возможности человеческого мозга, не иначе!
В общем, теперь даже и не знаю, дождь ли виноват или рукопись...
"Мне с Вами скучно, мне с Вами спать хочется..."
Теперь уж долго не захочется, выспалась, полночи колобродить...
А за окном посвежело, поголубело даже, несмотря на половину десятого. И дальний лес такой загадочный, в сизой дымке, и смазанные вечерним освещением крыши коттеджей, утопающие в зелени садов, напоминают крымский пейзаж.
Хочу к морю!
Дождь на море - это особенная страсть.
Мир, наполненный до краев водой. Великий потоп, если трусливо не оборачиваться на берег. И ни одного голубя. Мир безнадежен.
Потом начало громыхать, потом пролилось.
Хорошо спится в дождь, особенно с карандашом в руке над собственной рукописью. Проснулась и долго перечитывала страницы, пытаясь понять, что это там понаписалось в редакторской правке. С ума сойти, сочинять во сне раньше сочиняла, но чтобы редактировать - такого не помню. Неизученные возможности человеческого мозга, не иначе!
В общем, теперь даже и не знаю, дождь ли виноват или рукопись...
"Мне с Вами скучно, мне с Вами спать хочется..."
Теперь уж долго не захочется, выспалась, полночи колобродить...
А за окном посвежело, поголубело даже, несмотря на половину десятого. И дальний лес такой загадочный, в сизой дымке, и смазанные вечерним освещением крыши коттеджей, утопающие в зелени садов, напоминают крымский пейзаж.
Хочу к морю!
Дождь на море - это особенная страсть.
Мир, наполненный до краев водой. Великий потоп, если трусливо не оборачиваться на берег. И ни одного голубя. Мир безнадежен.
В порядке здоровой самокритики
Если кто-то помнит эту фишку из советского времени...
Было модно высказываться на собраниях самокритично, осуждать публично свои недостатки, говорить об их причинах и давать обязательства (почти социалистические) поработать над собой и исправиться.
Не люблю я это дело, если честно, каяться и исправляться. Нет в этом никакого смысла, не работает.
Ну, может, в силу известного высказывания: "сила есть, воля есть, а силы воли нет"?
В общем, над плохими привычками и недостатками не работала и обещать никому не обещала. Даже с собой не играю в "понедельник", "первое число" и "новый год".
А тут с дитем за завтраком обсуждали азартные игры и вспомнили цитатку из гоблинского перевода к "Властелину колец" и, что называется, музыка навеяла.
Да-да, я вся такая интеллектуалка, вся такая с академическим образованием, считающая, что литература закончилась в 60-80 годах прошлого века, что мировой кинематограф рожает хорошо если один приличный фильм в год, что то, что льется из радиоприемников, песней назвать нельзя ни под каким соусом, обожаю гоблинский перевод к этому кинематографическому шедевру.
Обычный, человеческий, не люблю. Один раз просмотрела-прослушала - и хватит с меня. Зато сколько раз мы с мальчишками заваливались на диван и смотрели все три части с любого места и в любой последовательности - уже и не посчитаю. Собственно, я плохая мамаша, дети были маленькие, а я подсадила их на этот кошмар. Грешна, даже где-то каюсь.
Но раздерганный на цитаты и цитаты, текст Гоблина вошел в нашу жизнь в его цензурном и нецензурном вариантах. И да, практически на все случаи жизни находится нужная строчка.
Нда... а вы говорите об интеллекте... самой страшно!
Вон в поиске Яндекса написано, что этот перевод для пэтэушников, аж гуглить страшно.
Я-то все думала, что я эмгэушница, а оказалась банальная пэтэушница, латентная. Бывает... И не стыдно почему-то ни капельки.
И еще я черный хлеб с луком и селедку люблю. Плебейские, знаете ли, замашки, а вот поди ж ты...
Но в ЛяРуше, читая Джойса и вспоминая Шнитке, мы же этого не скажем?
Было модно высказываться на собраниях самокритично, осуждать публично свои недостатки, говорить об их причинах и давать обязательства (почти социалистические) поработать над собой и исправиться.
Не люблю я это дело, если честно, каяться и исправляться. Нет в этом никакого смысла, не работает.
Ну, может, в силу известного высказывания: "сила есть, воля есть, а силы воли нет"?
В общем, над плохими привычками и недостатками не работала и обещать никому не обещала. Даже с собой не играю в "понедельник", "первое число" и "новый год".
А тут с дитем за завтраком обсуждали азартные игры и вспомнили цитатку из гоблинского перевода к "Властелину колец" и, что называется, музыка навеяла.
Да-да, я вся такая интеллектуалка, вся такая с академическим образованием, считающая, что литература закончилась в 60-80 годах прошлого века, что мировой кинематограф рожает хорошо если один приличный фильм в год, что то, что льется из радиоприемников, песней назвать нельзя ни под каким соусом, обожаю гоблинский перевод к этому кинематографическому шедевру.
Обычный, человеческий, не люблю. Один раз просмотрела-прослушала - и хватит с меня. Зато сколько раз мы с мальчишками заваливались на диван и смотрели все три части с любого места и в любой последовательности - уже и не посчитаю. Собственно, я плохая мамаша, дети были маленькие, а я подсадила их на этот кошмар. Грешна, даже где-то каюсь.
Но раздерганный на цитаты и цитаты, текст Гоблина вошел в нашу жизнь в его цензурном и нецензурном вариантах. И да, практически на все случаи жизни находится нужная строчка.
Нда... а вы говорите об интеллекте... самой страшно!
Вон в поиске Яндекса написано, что этот перевод для пэтэушников, аж гуглить страшно.
Я-то все думала, что я эмгэушница, а оказалась банальная пэтэушница, латентная. Бывает... И не стыдно почему-то ни капельки.
И еще я черный хлеб с луком и селедку люблю. Плебейские, знаете ли, замашки, а вот поди ж ты...
Но в ЛяРуше, читая Джойса и вспоминая Шнитке, мы же этого не скажем?
О дискуссиях и актуальности текстов Жванецкого
Коллеги, друзья и мимопроходящие читатели!
Очень прошу, хотите высказаться - высказывайтесь по теме. Не надо переводить дискуссию из конкретной темы в область технического прогресса, политической проституции, экономического развития до 1913 года, сексуальных девиаций и тому подобных разговоров.
Тем паче, что всегда рискуете нарваться на то, что собеседник в упомянутых областях знаний может оказаться несколько компетентнее.
Хотите вести диалог - ведите его корректно, в соответствии с жанром.
Особая просьба к тем, кто любит сразу перейти к панибратству, которое для меня по умолчанию - хамство. Я со всеми разговариваю на "Вы", и будьте любезны подтянуться к этому несложному, принятому в обществе воспитанных людей стандарту. Ну или не пишите, не надо...
Обожаю вот эту вещичку у Жванецкого. Уж сколько лет прошло, а как актуально!
Очень прошу, хотите высказаться - высказывайтесь по теме. Не надо переводить дискуссию из конкретной темы в область технического прогресса, политической проституции, экономического развития до 1913 года, сексуальных девиаций и тому подобных разговоров.
Тем паче, что всегда рискуете нарваться на то, что собеседник в упомянутых областях знаний может оказаться несколько компетентнее.
Хотите вести диалог - ведите его корректно, в соответствии с жанром.
Особая просьба к тем, кто любит сразу перейти к панибратству, которое для меня по умолчанию - хамство. Я со всеми разговариваю на "Вы", и будьте любезны подтянуться к этому несложному, принятому в обществе воспитанных людей стандарту. Ну или не пишите, не надо...
Обожаю вот эту вещичку у Жванецкого. Уж сколько лет прошло, а как актуально!
Стиль спора
Хватит спорить о вариантах зернопогрузчика. Долой диспуты вокруг технических вопросов.
Мы овладеваем более высоким стилем спора. Спор без фактов. Спор на темпераменте. Спор, переходящий от голословного утверждения на личность партнера.
Что может говорить хромой об искусстве Герберта фон Караяна? Если ему сразу заявить, что он хромой, он признает себя побежденным.
О чем может спорить человек, который не поменял паспорт? Какие взгляды на архитектуру может высказать мужчина без прописки? Пойманный с поличным, он сознается и признает себя побежденным.
И вообще, разве нас может интересовать мнение человека лысого, с таким носом? Пусть сначала исправит нос, отрастит волосы, а потом и выскажется.
Поведение в споре должно быть простым: не слушать собеседника, а разглядывать его или напевать, глядя в глаза. В самый острый момент попросить документ, сверить прописку, попросить характеристику с места работы, легко перейти на "ты", сказать: "А вот это не твоего собачьего ума дело", и ваш партнер смягчится, как ошпаренный.
В наше время, когда уничтожают вредных насекомых, стерилизуя самцов, мы должны поднять уровень спора до абстрактной высоты. Давайте рассуждать о крахе и подъеме Голливуда, не видя ни одного фильма. Давайте сталкивать философов, не читая их работ. Давайте спорить о вкусе устриц и кокосовых орехов с теми, кто их ел, до хрипоты, до драки, воспринимая вкус еды на слух, цвет на зуб, вонь на глаз, представляя себе фильм по названию, живопись по фамилии, страну по "Клубу кинопутешествий", остроту мнений по хрестоматии.
Выводя продукцию на уровень мировых стандартов, которых никто не видел, мы до предела разовьем все семь чувств плюс интуицию, которая с успехом заменяет информацию. С чем и приходится себя поздравить. Прошу к столу - вскипело!
Мы овладеваем более высоким стилем спора. Спор без фактов. Спор на темпераменте. Спор, переходящий от голословного утверждения на личность партнера.
Что может говорить хромой об искусстве Герберта фон Караяна? Если ему сразу заявить, что он хромой, он признает себя побежденным.
О чем может спорить человек, который не поменял паспорт? Какие взгляды на архитектуру может высказать мужчина без прописки? Пойманный с поличным, он сознается и признает себя побежденным.
И вообще, разве нас может интересовать мнение человека лысого, с таким носом? Пусть сначала исправит нос, отрастит волосы, а потом и выскажется.
Поведение в споре должно быть простым: не слушать собеседника, а разглядывать его или напевать, глядя в глаза. В самый острый момент попросить документ, сверить прописку, попросить характеристику с места работы, легко перейти на "ты", сказать: "А вот это не твоего собачьего ума дело", и ваш партнер смягчится, как ошпаренный.
В наше время, когда уничтожают вредных насекомых, стерилизуя самцов, мы должны поднять уровень спора до абстрактной высоты. Давайте рассуждать о крахе и подъеме Голливуда, не видя ни одного фильма. Давайте сталкивать философов, не читая их работ. Давайте спорить о вкусе устриц и кокосовых орехов с теми, кто их ел, до хрипоты, до драки, воспринимая вкус еды на слух, цвет на зуб, вонь на глаз, представляя себе фильм по названию, живопись по фамилии, страну по "Клубу кинопутешествий", остроту мнений по хрестоматии.
Выводя продукцию на уровень мировых стандартов, которых никто не видел, мы до предела разовьем все семь чувств плюс интуицию, которая с успехом заменяет информацию. С чем и приходится себя поздравить. Прошу к столу - вскипело!
Что и следовало доказать...
Есть русская популярная писательница, которая восхищается Гарри Поттером. Умница, красавица, возможно, даже комсомолка и спортсменка в прошлом. Всеядная, как многие. Но разве это определяет уровень писательского таланта?
Есть такой анонс: http://eksmovia.livejournal.com/307138.html
И почему я одна считаю, что на чем воспитываемся, то и пишем? Иду не в ногу с эпохой... Ну да ладно, это мои академические заморочки.
А есть редактор, который пишет анонс для этой книги. Ну или рецензию, или обзор, или что угодно.
С претензией на интеллект, на образованность, на профессионализм... и это в ЭКСМО.
Для грамотных и любящих маленькие загадки: читайте последний абзац на странице и делайте выводы...
Подсказка - вторая фраза.
Я фигею с этого зоопарка... мне не смешно, мне отчаянно тоскливо!
И не говорите мне про опечатки. Опечатка - это в скайпе, в аське, в СМС при использовании Т9.
Для редактора такая опечатка - это пятно на репутации. И для его работодателя тоже.
Есть такой анонс: http://eksmovia.livejournal.com/307138.html
И почему я одна считаю, что на чем воспитываемся, то и пишем? Иду не в ногу с эпохой... Ну да ладно, это мои академические заморочки.
А есть редактор, который пишет анонс для этой книги. Ну или рецензию, или обзор, или что угодно.
С претензией на интеллект, на образованность, на профессионализм... и это в ЭКСМО.
Для грамотных и любящих маленькие загадки: читайте последний абзац на странице и делайте выводы...
Подсказка - вторая фраза.
Я фигею с этого зоопарка... мне не смешно, мне отчаянно тоскливо!
И не говорите мне про опечатки. Опечатка - это в скайпе, в аське, в СМС при использовании Т9.
Для редактора такая опечатка - это пятно на репутации. И для его работодателя тоже.
среда, 20 июля 2011 г.
Некомпетентность
Основная проблема нашей страны - некомпетентность. Изначальный принцип ее построения - все могут делать все. Бред.
Не хочется упоминать всуе ту самую кухарку, о которой уже столько легенд сложено, да и не было ее вовсе, это миф.
Но зато каждый здесь считает себя специалистом не только на своем месте, но и на любом месте.
И потому халтура, выдаваемая на гора, не считается зазорной. Все делают все.
Я могу много говорить о некомпетентности менеджеров по персоналу, айтишников, дизайнеров и программистов, с которыми сталкивалась всю свою сознательную жизнь. Ну и моя любимая тема - консультанты в магазинах, неисчерпаемая, как сама жизнь, пополняемая с каждым походом в торговые точки любой направленности, сегодня меня не интересует.
Я хочу поговорить о литературе. О тех, кто служит литературе. О редакторах, корректорах, рецензентах.
Здесь в ЖЖ я вижу, что кто-то что-то пытается узнать, уточнить, выучить - в специализированных сообществах. Но какая же некомпетентность и какой разгул тупости живет в издательствах... Не передать.
И говорить нечего, с каким потоком бредовых текстов приходится сталкиваться тому, кто читает самотек. Я читала, я знаю, чего стоит листать эти шедевры. Да, во многом достаточно прочесть синопсис, написанный автором, или хотя бы аннотацию, а уж чего стоит биография некоторых - не передать. Однако куда больше поражает безграмотность, ограниченность, натасканность на некий ширпотребный вариант редакторов, сидящих на отсеве или на внутренних рецензиях. Рынок диктует свои правила, редакторы усваивают их быстро - и в ущерб литературе. Я читала безграмотные рецензии тех, кто призван оценивать стилистику и общую грамотность автора. Принцип написания рецензий - как на школьном уроке. Сначала - пересказ. Чтобы тому, кто будет читать дальше, было понятно, что редактор не схалтурил, прочел. Уже одно это говорит о построении работы в издательствах. Две страницы пересказа с цитатами, затем - критические замечания, анализ, рекомендации, все подтвержденное цитатами из текста. Общие слова, равнение на коммерциализацию литературы, рекомендация "издавать-не издавать".
Я не могу заставить себя писать рецензии в таком стиле, я не могу отдать собственные произведения таким рецензентам.
Это совершенно тупиковая ситуация. В результате я не могу быть ни автором, ни редактором. Я слишком много читала хорошей литературы и слишком много вижу халтуры вокруг себя.
Никогда не забуду своего разговора с издателем.
Пришла рецензия на рукопись от нашего партнера. Читаю рецензию - бред какой-то, общие слова, пересказ, рекомендация - после хорошей редакторской правки можно будет рассмотреть в печать. Рукопись я не видела, она пришла до меня. Беру рукопись читать и, поскольку не приучена читать по диагонали через двадцать страниц - начинаю сначала.
Дойдя страницы до 50, беру рецензию, перечитываю, беру рукопись - иду на ковер.
- Это порнография, - говорю я.
- Ну, понятное дело, что не шедевр, - говорит шеф. - Но в рецензии есть же рекомендация поработать с текстом. Вернем автору, пусть поработает сначала сама.
- Поработать не поможет, это порнография, - настаиваю я.
- Ну ладно тебе, ну что ты уперлась, - снисходительно настроенный шеф хочет завершить разговор.
- Вы это читали? - начинаю понимать я.
- Читал.
- Все читали?
- Все читал.
- От корки до корки? И вас ничего не удивило?
- А что меня может удивить?
- Ну, например то, что рукопись - порнографическая. Ее аудитория - молодые мужчины, а скорее даже, подростки, входящие во взрослый мир.
- В каком смысле? - спрашивает шеф.
- В буквальном, - бешусь я. - Описание полового акта с помощью ненормативной лексики, тема - проституция, в том числе виртуальная, целая глава посвящена характеристике типов сексуально озабоченных клиентов с подробным описанием их извращенных предпочтений. Подробности зачитывать? Миллер отдыхает.
- Не надо. - Шеф явно слегка эпатирован. - Неужели порнография?
- Вы это читали? - начинаю разговор заново, хотя тупых не люблю, но терплю.
- Нуууу, первую страницу, еще три в середине, и последнюю. Я всегда так читаю, этого достаточно, чтобы составить представление...
- И потому мы шлем партнеру порнографию? Его редактор пишет на нее положительную в целом рецензию. И мы готовы поставить свое имя под изданием этой книги?
- Ну давай скажем автору, что она нам не подходит.
- Не подходит в серию любовного романа? - уточняю я. - Которую читают романтические девушки, домохозяйки, работающие женщины в метро, в электричках, по вечерам в кругу семьи. Которым совершенно не интересно подробное описание женских половых органов и то, что в них можно помещать в угоду жаждущему оргазма клиенту?
Шеф зеленеет и делает мне знак, что разговор окончен.
Вот так, мои дорогие, издаются книги. Или так же не издаются. Потому что на первой странице, на последней и на трех в середине не всегда можно составить впечатление о тексте. И обосновав свой отказ рецензией тупого редактора, можно потерять автора, серию, литературу в целом.
Хочу ли я, чтобы моя книга стояла рядом с этим шедевром для сексуально озабоченных подростков (а именно в одну серию мы и планировались)? Возможно, ваши мнения разделятся. Но я - точно не хочу.
Не хочется упоминать всуе ту самую кухарку, о которой уже столько легенд сложено, да и не было ее вовсе, это миф.
Но зато каждый здесь считает себя специалистом не только на своем месте, но и на любом месте.
И потому халтура, выдаваемая на гора, не считается зазорной. Все делают все.
Я могу много говорить о некомпетентности менеджеров по персоналу, айтишников, дизайнеров и программистов, с которыми сталкивалась всю свою сознательную жизнь. Ну и моя любимая тема - консультанты в магазинах, неисчерпаемая, как сама жизнь, пополняемая с каждым походом в торговые точки любой направленности, сегодня меня не интересует.
Я хочу поговорить о литературе. О тех, кто служит литературе. О редакторах, корректорах, рецензентах.
Здесь в ЖЖ я вижу, что кто-то что-то пытается узнать, уточнить, выучить - в специализированных сообществах. Но какая же некомпетентность и какой разгул тупости живет в издательствах... Не передать.
И говорить нечего, с каким потоком бредовых текстов приходится сталкиваться тому, кто читает самотек. Я читала, я знаю, чего стоит листать эти шедевры. Да, во многом достаточно прочесть синопсис, написанный автором, или хотя бы аннотацию, а уж чего стоит биография некоторых - не передать. Однако куда больше поражает безграмотность, ограниченность, натасканность на некий ширпотребный вариант редакторов, сидящих на отсеве или на внутренних рецензиях. Рынок диктует свои правила, редакторы усваивают их быстро - и в ущерб литературе. Я читала безграмотные рецензии тех, кто призван оценивать стилистику и общую грамотность автора. Принцип написания рецензий - как на школьном уроке. Сначала - пересказ. Чтобы тому, кто будет читать дальше, было понятно, что редактор не схалтурил, прочел. Уже одно это говорит о построении работы в издательствах. Две страницы пересказа с цитатами, затем - критические замечания, анализ, рекомендации, все подтвержденное цитатами из текста. Общие слова, равнение на коммерциализацию литературы, рекомендация "издавать-не издавать".
Я не могу заставить себя писать рецензии в таком стиле, я не могу отдать собственные произведения таким рецензентам.
Это совершенно тупиковая ситуация. В результате я не могу быть ни автором, ни редактором. Я слишком много читала хорошей литературы и слишком много вижу халтуры вокруг себя.
Никогда не забуду своего разговора с издателем.
Пришла рецензия на рукопись от нашего партнера. Читаю рецензию - бред какой-то, общие слова, пересказ, рекомендация - после хорошей редакторской правки можно будет рассмотреть в печать. Рукопись я не видела, она пришла до меня. Беру рукопись читать и, поскольку не приучена читать по диагонали через двадцать страниц - начинаю сначала.
Дойдя страницы до 50, беру рецензию, перечитываю, беру рукопись - иду на ковер.
- Это порнография, - говорю я.
- Ну, понятное дело, что не шедевр, - говорит шеф. - Но в рецензии есть же рекомендация поработать с текстом. Вернем автору, пусть поработает сначала сама.
- Поработать не поможет, это порнография, - настаиваю я.
- Ну ладно тебе, ну что ты уперлась, - снисходительно настроенный шеф хочет завершить разговор.
- Вы это читали? - начинаю понимать я.
- Читал.
- Все читали?
- Все читал.
- От корки до корки? И вас ничего не удивило?
- А что меня может удивить?
- Ну, например то, что рукопись - порнографическая. Ее аудитория - молодые мужчины, а скорее даже, подростки, входящие во взрослый мир.
- В каком смысле? - спрашивает шеф.
- В буквальном, - бешусь я. - Описание полового акта с помощью ненормативной лексики, тема - проституция, в том числе виртуальная, целая глава посвящена характеристике типов сексуально озабоченных клиентов с подробным описанием их извращенных предпочтений. Подробности зачитывать? Миллер отдыхает.
- Не надо. - Шеф явно слегка эпатирован. - Неужели порнография?
- Вы это читали? - начинаю разговор заново, хотя тупых не люблю, но терплю.
- Нуууу, первую страницу, еще три в середине, и последнюю. Я всегда так читаю, этого достаточно, чтобы составить представление...
- И потому мы шлем партнеру порнографию? Его редактор пишет на нее положительную в целом рецензию. И мы готовы поставить свое имя под изданием этой книги?
- Ну давай скажем автору, что она нам не подходит.
- Не подходит в серию любовного романа? - уточняю я. - Которую читают романтические девушки, домохозяйки, работающие женщины в метро, в электричках, по вечерам в кругу семьи. Которым совершенно не интересно подробное описание женских половых органов и то, что в них можно помещать в угоду жаждущему оргазма клиенту?
Шеф зеленеет и делает мне знак, что разговор окончен.
Вот так, мои дорогие, издаются книги. Или так же не издаются. Потому что на первой странице, на последней и на трех в середине не всегда можно составить впечатление о тексте. И обосновав свой отказ рецензией тупого редактора, можно потерять автора, серию, литературу в целом.
Хочу ли я, чтобы моя книга стояла рядом с этим шедевром для сексуально озабоченных подростков (а именно в одну серию мы и планировались)? Возможно, ваши мнения разделятся. Но я - точно не хочу.
Ни о чем и обо всем
Дождь даже и не прошел - пробежал, серо-оранжевые размытые облака, как акварельные наброски, висят над городом.
вторник, 19 июля 2011 г.
Извращенный взгляд на эгоизм
Принято считать, что эгоизм - это "хочу" и "имею право". Мое безответственное желание, поставленное по ту сторону линии фронта. Декларация прав моей независимости от ваших желаний и требований.
На этой стороне всегда ответственное "должна" и "обязана". Воинский устав, мой долг с полной выкладкой, моя строевая, мои рамки, мой уголовный кодекс, предусматривающий на каждое мое асоциальное "хочу" наказание в виде лишения меня свободы выбора, как минимум.
А если отрешиться от того, что мое желание - это всегда плохо, всегда эгоизм?
Почему мой долг, как его понимает общество и его отдельные представители, - это не эгоизм личности, коллектива, государства?
Да черт с ним, с государством!
Я хочу сходить в кино. Ты должна вернуться не позже одиннадцати.
Я хочу водить машину. Ты должна слушаться мужа.
Я хочу начать новую жизнь...
В другой стране, в другом мире, с другими мыслями. Другая я.
И я отдала свои долги детям, друзьям, государству.
А те, что остались, я отдам тогда, когда придет время, когда я смогу.
Я не хочу жертвовать собой ради чужого упрямого "должна", только потому, что кого-то раздражает мое жизнелюбивое "хочу".
Я не стану проживать чужую жизнь, дожидаться наступления удобных условий, выгодных раскладов только потому, что чей-то эгоизм, махровый, агрессивный, манипулятивный играет словом "должна" как теннисным мячиком.
Оставшись, я не улучшу свою жизнь, и ничью жизнь не улучшу тоже.
Уехав, я не сломаю ничью жизнь, зато имею шанс что-то изменить в лучшую сторону, добиться лучших условий не только для себя.
И этот эгоизм запретов и долженствований куда страшнее и неестественнее, чем мое человеческое "хочу".
И да, я огрызаюсь "не учите меня жить", и я рву связи и добровольные обязательства.
Потому что мое "хочу" - это и "хочу помочь и помогу".
А там, где я "должна", меня никогда не будет. И любви не будет, и взаимопонимания.
И я буду законченной стервой, потому что всегда буду выбирать свой эгоизм, а не навязанный мне.
И это не мой взгляд извращенный... это люди спятили в своем желании сломать то, чего не понимают или не могут осуществить.
А я не стану объяснять, я просто хочу жить. И буду жить. И попробуйте меня удержать!
На этой стороне всегда ответственное "должна" и "обязана". Воинский устав, мой долг с полной выкладкой, моя строевая, мои рамки, мой уголовный кодекс, предусматривающий на каждое мое асоциальное "хочу" наказание в виде лишения меня свободы выбора, как минимум.
А если отрешиться от того, что мое желание - это всегда плохо, всегда эгоизм?
Почему мой долг, как его понимает общество и его отдельные представители, - это не эгоизм личности, коллектива, государства?
Да черт с ним, с государством!
Я хочу сходить в кино. Ты должна вернуться не позже одиннадцати.
Я хочу водить машину. Ты должна слушаться мужа.
Я хочу начать новую жизнь...
В другой стране, в другом мире, с другими мыслями. Другая я.
И я отдала свои долги детям, друзьям, государству.
А те, что остались, я отдам тогда, когда придет время, когда я смогу.
Я не хочу жертвовать собой ради чужого упрямого "должна", только потому, что кого-то раздражает мое жизнелюбивое "хочу".
Я не стану проживать чужую жизнь, дожидаться наступления удобных условий, выгодных раскладов только потому, что чей-то эгоизм, махровый, агрессивный, манипулятивный играет словом "должна" как теннисным мячиком.
Оставшись, я не улучшу свою жизнь, и ничью жизнь не улучшу тоже.
Уехав, я не сломаю ничью жизнь, зато имею шанс что-то изменить в лучшую сторону, добиться лучших условий не только для себя.
И этот эгоизм запретов и долженствований куда страшнее и неестественнее, чем мое человеческое "хочу".
И да, я огрызаюсь "не учите меня жить", и я рву связи и добровольные обязательства.
Потому что мое "хочу" - это и "хочу помочь и помогу".
А там, где я "должна", меня никогда не будет. И любви не будет, и взаимопонимания.
И я буду законченной стервой, потому что всегда буду выбирать свой эгоизм, а не навязанный мне.
И это не мой взгляд извращенный... это люди спятили в своем желании сломать то, чего не понимают или не могут осуществить.
А я не стану объяснять, я просто хочу жить. И буду жить. И попробуйте меня удержать!
Эротика во сне или наяву
Сегодня под утро приснилось то, чему быть не положено.
Не потому что "ай-яй-яй" и "большая уже девочка, а думаешь о глупостях", а потому что в силу объективных причин этого не может быть. Хотя не утверждаю, что этого не может быть никогда.
Но мудрость гласит, что друг - это не тот, с кем надо переходить черту, если тебе он дорог другом, а не сексуальным партнером. В конце концов, ты знаешь его как друга, и в этой роли он важен, а как партнер... Да Бог его знает, как может получиться... И что делать, если разочарование окажется фатальным, ведь в дружбу уже вернуться почти невозможно. В дружбу без воспоминания: а как оно было тогда?
В общем, да, это был секс. Более того, секс, инициированный мной.
Значит, подсознание, зараза, говорит, что дружба дружбой...
Уснула с мыслью о друге, точно помню, что улыбалась, когда засыпала, за что-то мысленно хвалила, думала "ну каков же сукин сын!" с явным одобрением, хотя за что одобряла - уже не помню. Видимо уже тогда, ночью, переходила границу, еще не осознавая, что остается последний шаг, крохотное движение мысли навстречу, на которое еще даже не отреагирует тело, а подсознание уже нарушит, придумает, достроит и осуществит... Утром. На границе сна и яви.
Ах вот оно, вспомнилось. Этот момент нельзя упускать в повествовании, он важен, как важна любая цепочка, ведущая от одного события к другому. Упустишь одно звено - и уже неясно, почему выбор оказался таким, а не иным.
Телефон звякнул, сообщая о пришедшем на почту письме. Сегодня их оказалось целых семь. Шесть спамерских сообщений, свалившихся в десяток моих почтовых ящиков и одно важное, значимое, ожидаемое, которое я проспала на целых три часа.
Несколько строк, всего лишь несколько строк. Не скажу, что ничего личного, напротив, все личное, каждое слово, каждая интонация, но ничто не наводит на мысль о близости. Возможно, его и не наводит, а для меня эти самые несколько строк - та поддержка, о которой я не просто могла бы только мечтать, а только и мечтала все время, если уж честно отдавать себе отчет, - решают почти все. Его сила и уверенность наполняют меня надеждой и решимостью, его жесткие слова мне как бальзам на раны... И я снова улыбалась, читая сквозь сон, потому что я ждала этих слов, я просила, и он сказал то, что мне необходимо было услышать. Нужными словами, с точной интонацией, с тем самым эмоциональным нажимом и отсутствием всяческих рамок. И когда письмо закончилось, я решила, что уснула.
Во всяком случае, я видела сон, если это был сон, а не моя разыгравшаяся в порыве благодарности фантазия. И этот сон был про то, о чем я себе не позволяю думать все это время - про то, как заманиваю его в эту близость, о которой мы договорились больше не думать, хотя быть не может, чтобы не думали. Обманываем себя - договорились не упоминать прямым текстом, выяснили, что дружба, единение душ важнее. Да, пока все так, как сейчас, - безусловно важнее, и я поначалу даже не старалась не думать. Просто не думала, не было необходимости. Не было этого притяжения, этих тревожащих слов, мыслей "а что, если?" Ничего не было, кроме игры, которая оказалась опаснее, чем была на первый взгляд. Но мы договорились! И потому во сне я была честная девочка, я не сказала ни слова, когда моя рука заблудилась там, где ей совсем не положено быть. И вот только сейчас подумала: мужчина, машина и я. И мужчина за рулем. Аллегорично. Давненько я не представляла мужчину за рулем, ни в своей жизни, ни в своих снах. Даже не помню, когда в последний раз представляла, может статься - никогда. А тут я позволила ему везти себя неведомо куда, а он позволил мне ласкать его так, как я хочу. Он управлял моей жизнью, я - его желаниями. Куда же завезет меня такая дружба, если дать волю своим снам?
Едва ли это было сном... Фантазия... И еще часа четыре совершенно безудержных сюжетов на ту же тему. Опасность быть разоблаченными, какие-то уходящие девочки, приходящие люди, большой город, шум и суета чужих улиц, незнакомый, но понятный язык, тихая квартира с зашторенными окнами, низкая широкая кровать. Он спрашивает, как я хочу, и я снова улыбаюсь, потому что мы оба знаем - как. Мы давно уже придумали, как я хочу подчиняться, а он обладать. Но он хочет услышать, и я должна сказать... Ролевые игры, снова ролевые игры. И совесть ни одной секунды не мучает... Мы договорились, что наши отношения выше? Что может быть выше, чем знать, чего хотим мы оба, не придумывая друг друга и себя, не играя чужих пьес?
О чем могут договориться мужчина и женщина так, чтобы не нарушить договоренностей, идя на поводу у своих желаний?
Я все утро шла на поводу у своих желаний, воплощая его желания, какими я их знаю...
Совершенно сумасшедшее утро после вчерашнего чудовищного дня, когда казалось - нет смысла ни в чем. Проснулась в двенадцать в жаре на растерзанной кровати, будто провела ночь не одна. Так и есть, не одна. Забери человека в свои фантазии, позволь ему жить в них и действовать, отпусти его, награди этой опасной свободой жить в тебе и обладать твоими мыслями... И даже за тысячи верст он почувствует, что где-то есть мир, где он уже побывал... Но утром кровать была измятой и пустой. Конечно же, он уже ушел. Уехал. Он занят, у него ворох дел, которые мне и не снились.
Мне остались несколько строк. Их я буду перечитывать неделю, и, вероятнее всего, еще много-много недель, потому что им цены нет - они дают мне веру в себя. И в то, что однажды на берегу моря я смогу встретить его, которого называю своим другом. И будет машина, тихий шепот кондиционера, и моя рука, заблудившаяся там, где ей не положено быть...
Смогу ли я сказать ему, что здесь и сейчас вовсе не хочу с ним дружить, и пусть будет так, как будет?
Подумала и вспомнила, что это мне тоже снилось. Я так и сказала: я хочу тебя здесь и сейчас.
Как мало надо фантазии, чтобы построить целый мир: голос, иносказание, улыбка, несколько строк. И запрет. Тот запрет, который тысячелетие за тысячелетием преодолевают мужчина и женщина еще со времен сотворения мира.
Да уже ради этого стоит уехать, начать сначала, рискнуть.
И даже если это будет всего одна ночь... я хочу ее. Хочу это воплощение фантазии или сна, где мне позволено быть собой и хотеть того, о чем мы договорись молчать.
Не потому что "ай-яй-яй" и "большая уже девочка, а думаешь о глупостях", а потому что в силу объективных причин этого не может быть. Хотя не утверждаю, что этого не может быть никогда.
Но мудрость гласит, что друг - это не тот, с кем надо переходить черту, если тебе он дорог другом, а не сексуальным партнером. В конце концов, ты знаешь его как друга, и в этой роли он важен, а как партнер... Да Бог его знает, как может получиться... И что делать, если разочарование окажется фатальным, ведь в дружбу уже вернуться почти невозможно. В дружбу без воспоминания: а как оно было тогда?
В общем, да, это был секс. Более того, секс, инициированный мной.
Значит, подсознание, зараза, говорит, что дружба дружбой...
Уснула с мыслью о друге, точно помню, что улыбалась, когда засыпала, за что-то мысленно хвалила, думала "ну каков же сукин сын!" с явным одобрением, хотя за что одобряла - уже не помню. Видимо уже тогда, ночью, переходила границу, еще не осознавая, что остается последний шаг, крохотное движение мысли навстречу, на которое еще даже не отреагирует тело, а подсознание уже нарушит, придумает, достроит и осуществит... Утром. На границе сна и яви.
Ах вот оно, вспомнилось. Этот момент нельзя упускать в повествовании, он важен, как важна любая цепочка, ведущая от одного события к другому. Упустишь одно звено - и уже неясно, почему выбор оказался таким, а не иным.
Телефон звякнул, сообщая о пришедшем на почту письме. Сегодня их оказалось целых семь. Шесть спамерских сообщений, свалившихся в десяток моих почтовых ящиков и одно важное, значимое, ожидаемое, которое я проспала на целых три часа.
Несколько строк, всего лишь несколько строк. Не скажу, что ничего личного, напротив, все личное, каждое слово, каждая интонация, но ничто не наводит на мысль о близости. Возможно, его и не наводит, а для меня эти самые несколько строк - та поддержка, о которой я не просто могла бы только мечтать, а только и мечтала все время, если уж честно отдавать себе отчет, - решают почти все. Его сила и уверенность наполняют меня надеждой и решимостью, его жесткие слова мне как бальзам на раны... И я снова улыбалась, читая сквозь сон, потому что я ждала этих слов, я просила, и он сказал то, что мне необходимо было услышать. Нужными словами, с точной интонацией, с тем самым эмоциональным нажимом и отсутствием всяческих рамок. И когда письмо закончилось, я решила, что уснула.
Во всяком случае, я видела сон, если это был сон, а не моя разыгравшаяся в порыве благодарности фантазия. И этот сон был про то, о чем я себе не позволяю думать все это время - про то, как заманиваю его в эту близость, о которой мы договорились больше не думать, хотя быть не может, чтобы не думали. Обманываем себя - договорились не упоминать прямым текстом, выяснили, что дружба, единение душ важнее. Да, пока все так, как сейчас, - безусловно важнее, и я поначалу даже не старалась не думать. Просто не думала, не было необходимости. Не было этого притяжения, этих тревожащих слов, мыслей "а что, если?" Ничего не было, кроме игры, которая оказалась опаснее, чем была на первый взгляд. Но мы договорились! И потому во сне я была честная девочка, я не сказала ни слова, когда моя рука заблудилась там, где ей совсем не положено быть. И вот только сейчас подумала: мужчина, машина и я. И мужчина за рулем. Аллегорично. Давненько я не представляла мужчину за рулем, ни в своей жизни, ни в своих снах. Даже не помню, когда в последний раз представляла, может статься - никогда. А тут я позволила ему везти себя неведомо куда, а он позволил мне ласкать его так, как я хочу. Он управлял моей жизнью, я - его желаниями. Куда же завезет меня такая дружба, если дать волю своим снам?
Едва ли это было сном... Фантазия... И еще часа четыре совершенно безудержных сюжетов на ту же тему. Опасность быть разоблаченными, какие-то уходящие девочки, приходящие люди, большой город, шум и суета чужих улиц, незнакомый, но понятный язык, тихая квартира с зашторенными окнами, низкая широкая кровать. Он спрашивает, как я хочу, и я снова улыбаюсь, потому что мы оба знаем - как. Мы давно уже придумали, как я хочу подчиняться, а он обладать. Но он хочет услышать, и я должна сказать... Ролевые игры, снова ролевые игры. И совесть ни одной секунды не мучает... Мы договорились, что наши отношения выше? Что может быть выше, чем знать, чего хотим мы оба, не придумывая друг друга и себя, не играя чужих пьес?
О чем могут договориться мужчина и женщина так, чтобы не нарушить договоренностей, идя на поводу у своих желаний?
Я все утро шла на поводу у своих желаний, воплощая его желания, какими я их знаю...
Совершенно сумасшедшее утро после вчерашнего чудовищного дня, когда казалось - нет смысла ни в чем. Проснулась в двенадцать в жаре на растерзанной кровати, будто провела ночь не одна. Так и есть, не одна. Забери человека в свои фантазии, позволь ему жить в них и действовать, отпусти его, награди этой опасной свободой жить в тебе и обладать твоими мыслями... И даже за тысячи верст он почувствует, что где-то есть мир, где он уже побывал... Но утром кровать была измятой и пустой. Конечно же, он уже ушел. Уехал. Он занят, у него ворох дел, которые мне и не снились.
Мне остались несколько строк. Их я буду перечитывать неделю, и, вероятнее всего, еще много-много недель, потому что им цены нет - они дают мне веру в себя. И в то, что однажды на берегу моря я смогу встретить его, которого называю своим другом. И будет машина, тихий шепот кондиционера, и моя рука, заблудившаяся там, где ей не положено быть...
Смогу ли я сказать ему, что здесь и сейчас вовсе не хочу с ним дружить, и пусть будет так, как будет?
Подумала и вспомнила, что это мне тоже снилось. Я так и сказала: я хочу тебя здесь и сейчас.
Как мало надо фантазии, чтобы построить целый мир: голос, иносказание, улыбка, несколько строк. И запрет. Тот запрет, который тысячелетие за тысячелетием преодолевают мужчина и женщина еще со времен сотворения мира.
Да уже ради этого стоит уехать, начать сначала, рискнуть.
И даже если это будет всего одна ночь... я хочу ее. Хочу это воплощение фантазии или сна, где мне позволено быть собой и хотеть того, о чем мы договорись молчать.
пятница, 15 июля 2011 г.
Нелады с природой
Нет-нет, я не о погоде и не о своей сущности. С этими двумя факторами я без проблем мирюсь.
Я об умении писать о природе, о внешнем, красивом, романтичном...
Облом у меня с этим делом, вот только сейчас поняла.
Похоже, для меня природа только в старых стихах и осталась, которые уже не пишутся.
Иногда, глядя на красоту вокруг, на цветочки-бабочек, облака и пузыри в лужах, на распускающийся бутон и причудливый кристалл льда я бы и хотела, потому что вижу... Но фразы не рождаются, слова не складываются в легчайшие цепочки и в образы.
Не то, чтобы обидно даже, но грустно...
Хотя вымучивать фразы - не мое.
Я вполне удовлетворюсь своей способностью описывать переживания и душевные ощущения, искания и фантазии.
Но как же так случилось-то, что с природой не задалось?
Кажется мне, что есть тут некоторое объяснение. Но, если вдуматься, оно меня даже слегка пугает.
Я все больше ухожу в другие миры, меня так влечет внутренняя жизнь человека, что внешняя сторона стирается, как буквы на могильной плите.
И при этом никакой ирреальности в моих мыслях и текстах нет, я как не понимала, так и не понимаю фэнтези, фантастику, мистику и другую "запредельную" жизнь. Ни читать, ни писать такое не могу.
А пугает меня это, потому что такое пренебрежение внешним миром наверняка найдет свое объяснение в психологии, а то и в психиатрии. Хотя, конечно, я могу объяснить все это уже известным человечеству дауншифтингом. Но и он едва ли воспринимается большинством как норма.
Хотя что мне то большинство, и тем паче норма!
Меня влекут струны человеческой души, тонкие переживания, несовпадения, сомнения, озарения, разочарования, надежды, компромиссы и противоречия.
Все, из чего состоит человек, помимо воды, мышц, костей, жира и т.п.
А снежинки и резвящиеся котята - не мое. Хотя красиво, да... но в картинку не лезут.
Так, может, и слава Богу? Сомневающиеся снежинки и противоречивые котята - это уж точно шизофрения!
Я об умении писать о природе, о внешнем, красивом, романтичном...
Облом у меня с этим делом, вот только сейчас поняла.
Похоже, для меня природа только в старых стихах и осталась, которые уже не пишутся.
Иногда, глядя на красоту вокруг, на цветочки-бабочек, облака и пузыри в лужах, на распускающийся бутон и причудливый кристалл льда я бы и хотела, потому что вижу... Но фразы не рождаются, слова не складываются в легчайшие цепочки и в образы.
Не то, чтобы обидно даже, но грустно...
Хотя вымучивать фразы - не мое.
Я вполне удовлетворюсь своей способностью описывать переживания и душевные ощущения, искания и фантазии.
Но как же так случилось-то, что с природой не задалось?
Кажется мне, что есть тут некоторое объяснение. Но, если вдуматься, оно меня даже слегка пугает.
Я все больше ухожу в другие миры, меня так влечет внутренняя жизнь человека, что внешняя сторона стирается, как буквы на могильной плите.
И при этом никакой ирреальности в моих мыслях и текстах нет, я как не понимала, так и не понимаю фэнтези, фантастику, мистику и другую "запредельную" жизнь. Ни читать, ни писать такое не могу.
А пугает меня это, потому что такое пренебрежение внешним миром наверняка найдет свое объяснение в психологии, а то и в психиатрии. Хотя, конечно, я могу объяснить все это уже известным человечеству дауншифтингом. Но и он едва ли воспринимается большинством как норма.
Хотя что мне то большинство, и тем паче норма!
Меня влекут струны человеческой души, тонкие переживания, несовпадения, сомнения, озарения, разочарования, надежды, компромиссы и противоречия.
Все, из чего состоит человек, помимо воды, мышц, костей, жира и т.п.
А снежинки и резвящиеся котята - не мое. Хотя красиво, да... но в картинку не лезут.
Так, может, и слава Богу? Сомневающиеся снежинки и противоречивые котята - это уж точно шизофрения!
Читающим френдам
Коллеги, не убоюсь этого слова!
В связи с подготовкой к смене жизни (угу, в иной мир собралась), раздаю кое-какое книжное наследие. Отнести в комиссионку рука не поднимается, библиотекам не верю... А друзья то, что предлагаю здесь, читать не будут, "не ихнее". :)
Итак, для тех, кто понимает в литературе:
Пруст
Т. Манн
Гессе
Данте
Гомер
Кафка
Платон
Речи Лисия
Замятин
Сборник русских писателей (Мамин-Сибиряк, Гарин-Махайловский, Аксаков, Станюкевич)
Рабле
Чапек
ну и кое-что из условно-современной западной литературы (вторая половина 20 века), вроде Зингера, Дюрренмата и т.д.
Для специалистов и особо понимающих: кое-что из словарей русского языка (синонимов, антонимов и т.д.), Даль
Справочники по психологии и психиатрии, словари, всякая литература, типа Ганса Селье...
Наверное, есть еще что-то, надо раскопать в коробках...
И вот еще что... это уж совсем для любителей.
Большая советская энциклопедия без тома с буквой Д... заиграли...
50 томов, синий переплет... год не помню, какой-то пятидесятый... тяжелая, как зараза! :)
Мне ее отдали, я ее пользовала.
Может, кому понадобится после меня? Раритет все-таки.
Если будет конкуренция... если будет... мало кого сейчас книги интересуют...
так вот, оставляю за собой право выбора будущего владельца.
все очень родное, собранное с любовью... сами понимаете, как детей отдаю
В связи с подготовкой к смене жизни (угу, в иной мир собралась), раздаю кое-какое книжное наследие. Отнести в комиссионку рука не поднимается, библиотекам не верю... А друзья то, что предлагаю здесь, читать не будут, "не ихнее". :)
Итак, для тех, кто понимает в литературе:
Пруст
Т. Манн
Гессе
Данте
Гомер
Кафка
Платон
Речи Лисия
Замятин
Сборник русских писателей (Мамин-Сибиряк, Гарин-Махайловский, Аксаков, Станюкевич)
Рабле
Чапек
ну и кое-что из условно-современной западной литературы (вторая половина 20 века), вроде Зингера, Дюрренмата и т.д.
Для специалистов и особо понимающих: кое-что из словарей русского языка (синонимов, антонимов и т.д.), Даль
Справочники по психологии и психиатрии, словари, всякая литература, типа Ганса Селье...
Наверное, есть еще что-то, надо раскопать в коробках...
И вот еще что... это уж совсем для любителей.
Большая советская энциклопедия без тома с буквой Д... заиграли...
50 томов, синий переплет... год не помню, какой-то пятидесятый... тяжелая, как зараза! :)
Мне ее отдали, я ее пользовала.
Может, кому понадобится после меня? Раритет все-таки.
Если будет конкуренция... если будет... мало кого сейчас книги интересуют...
так вот, оставляю за собой право выбора будущего владельца.
все очень родное, собранное с любовью... сами понимаете, как детей отдаю
четверг, 14 июля 2011 г.
О кошках
Откуда бы ни смотрела на вас кошка: со шкафа или из-под дивана - она всегда смотрит сверху вниз.
И вы можете добиться в жизни чего угодно, стать королем или нобелевским лауреатом, Куклачевым или Шариковым, она никогда не изменит этому взгляду.
Она может быть сытой или голодной, веселой или злой, спать или охотиться. Но когда она оборачивается к вам - вы всегда существо низшего порядка.
Она знает что-то, чего вам никогда не узнать и даже не приблизиться к пониманию. Она не боится бросать вам вызов, не отводит глаз. Она отчаянная в своей неземной смелости. Она позволяет вам себя любить, но стоит вам заиграться - и она обозначит границы вашего влияния.
Возможно, она вас тоже любит. Вы практически уверены в этом, когда она провожает вас на подоконнике, ждет вас у двери, прыгает на колени, трется о вашу ногу и мурлычет. Но когда она смотрит - это всегда сверху вниз. Она снисходит до любви к вам.
Не обольщайтесь, это не вы ее выбрали в коробке на Птичке, это она позволила вам заботиться о ней.
Даже если вы умный, сильный и доминантный, если вам принадлежит целый мир и это кресло, где она спит, - она будет снисходить к вам со своего кошачьего Олимпа. Иногда. Чтобы вы не расслаблялись.
И вы можете добиться в жизни чего угодно, стать королем или нобелевским лауреатом, Куклачевым или Шариковым, она никогда не изменит этому взгляду.
Она может быть сытой или голодной, веселой или злой, спать или охотиться. Но когда она оборачивается к вам - вы всегда существо низшего порядка.
Она знает что-то, чего вам никогда не узнать и даже не приблизиться к пониманию. Она не боится бросать вам вызов, не отводит глаз. Она отчаянная в своей неземной смелости. Она позволяет вам себя любить, но стоит вам заиграться - и она обозначит границы вашего влияния.
Возможно, она вас тоже любит. Вы практически уверены в этом, когда она провожает вас на подоконнике, ждет вас у двери, прыгает на колени, трется о вашу ногу и мурлычет. Но когда она смотрит - это всегда сверху вниз. Она снисходит до любви к вам.
Не обольщайтесь, это не вы ее выбрали в коробке на Птичке, это она позволила вам заботиться о ней.
Даже если вы умный, сильный и доминантный, если вам принадлежит целый мир и это кресло, где она спит, - она будет снисходить к вам со своего кошачьего Олимпа. Иногда. Чтобы вы не расслаблялись.
А еще я в нее ем... (с)
Чем думают люди, когда такое пишут?
Вот ругают женщин за отсутствие логики...
Где тут логика: если я - носитель языка, если я люблю язык, на котором говорю с младенчества, если я читаю на нем, пишу, снимаю передачи и ставлю спектакли - я должен отвечать за танки в Чехословакии, за то, что ГДР жила хуже, чем ФРГ, за русскую мафию в Америке?
Не помню я ничего такого чудовищного, связанного с насильственной русификацией в Украине... Прибалтика жалуется, да, Кавказ обижается, а братья-славяне раньше особо не выеживались... Да и сейчас не очень гордостью мучаются, когда в Россию ненавистную, к проклятым москалям на заработки едут. Ну это хер бы с ним... У каждого свой взгляд.
А вот про насильственную русификацию евреев я пока не слышала. В Испании они говорят по-испански, во Франции - по-французски, в еще Бог знает где - на-Бог-знает-каком. На удивление так поступают все, кто, будучи носителем своего языка, должен проживать на чужой территории.
В общем, мне понравился общий смысл письма: Виктор, вы законченная сволочь, редкий гад, практически оккупант... И чтобы я перестал думать так, да и все комьюнити, да вообще весь мир - поставьте для меня Верку Сердючку. И тогда я буду вас уважать несмотря на ваш шовинизм, русофильство и бессмысленное следование словам классика о "великом и могучем" языке мерзкой советской власти!
Мудак - такое мягкое слово...
Originally posted by
Вот ругают женщин за отсутствие логики...
Где тут логика: если я - носитель языка, если я люблю язык, на котором говорю с младенчества, если я читаю на нем, пишу, снимаю передачи и ставлю спектакли - я должен отвечать за танки в Чехословакии, за то, что ГДР жила хуже, чем ФРГ, за русскую мафию в Америке?
Не помню я ничего такого чудовищного, связанного с насильственной русификацией в Украине... Прибалтика жалуется, да, Кавказ обижается, а братья-славяне раньше особо не выеживались... Да и сейчас не очень гордостью мучаются, когда в Россию ненавистную, к проклятым москалям на заработки едут. Ну это хер бы с ним... У каждого свой взгляд.
А вот про насильственную русификацию евреев я пока не слышала. В Испании они говорят по-испански, во Франции - по-французски, в еще Бог знает где - на-Бог-знает-каком. На удивление так поступают все, кто, будучи носителем своего языка, должен проживать на чужой территории.
В общем, мне понравился общий смысл письма: Виктор, вы законченная сволочь, редкий гад, практически оккупант... И чтобы я перестал думать так, да и все комьюнити, да вообще весь мир - поставьте для меня Верку Сердючку. И тогда я буду вас уважать несмотря на ваш шовинизм, русофильство и бессмысленное следование словам классика о "великом и могучем" языке мерзкой советской власти!
Мудак - такое мягкое слово...
Originally posted by
Уважаемый Виктор!
Я однажды Вас просил сделать передачу про украинскую эстраду. Напомню что украинская эстрада дала очень многих ярких исполнителей с прекрасными песнями. И помимо этого дала толчок национальному развитию Украины, что в конечном итоге привело к развалу империи зла. Вы играете молдавскую, эстонскую и прочую музыку. И НИ РАЗУ не было украинской..
Но почему-то Вы игнорируете целый пласт культуры? Мне очень не хотелось-бы верить расхожему в общине мнению что Вы русофил. Но к сожалению Ваши панегирики "русской культуре" и русскому языку наводят тень сомнения на Вашу искренность в уважении к еврейству и еврейской культуре. Получается что Вы в один день говорите о том какая мерзкая была советская власть и какой гадкой является Россия, а на следующий день восклицаете "За нашу советскую песню" и в передачах с Ларисой Герштейн восхваляете русский язык как "великий и могучий". Представьте себе, каково это слышать евреям, грузинам, украинцам... всем тем кто пострадал от московского ига и насильственной русификации..
А Ваше игнорирование украинской музыки наталкивает на мысль что все журналисты из Москвы ненавидят Украину. Этим москвофильским шовинизмом пронизаны все журналисты из России. Комаровский например, вообще открытый украинофоб.
Очень хочется чтобы я ошибался и мои подозрения в том что Вы русофил и московский шовинист так и остались только подозрениями. Но реалии таковы что многие люди в комъюнити говорят о Вашей приверженности России больше чем Израилю или Америке.
Еще раз повторюсь: хочу ошибиться в своих сомнениях и подозрениях. Ну а просьба моя все-же остается в силе. И прошу Вас зачитать это письмо как преамбулу Вашей передачи про украинскую эстрадную музыку.
С уважением,
Игорь - постоянный слушатель радио Дэвидзон
Я однажды Вас просил сделать передачу про украинскую эстраду. Напомню что украинская эстрада дала очень многих ярких исполнителей с прекрасными песнями. И помимо этого дала толчок национальному развитию Украины, что в конечном итоге привело к развалу империи зла. Вы играете молдавскую, эстонскую и прочую музыку. И НИ РАЗУ не было украинской..
Но почему-то Вы игнорируете целый пласт культуры? Мне очень не хотелось-бы верить расхожему в общине мнению что Вы русофил. Но к сожалению Ваши панегирики "русской культуре" и русскому языку наводят тень сомнения на Вашу искренность в уважении к еврейству и еврейской культуре. Получается что Вы в один день говорите о том какая мерзкая была советская власть и какой гадкой является Россия, а на следующий день восклицаете "За нашу советскую песню" и в передачах с Ларисой Герштейн восхваляете русский язык как "великий и могучий". Представьте себе, каково это слышать евреям, грузинам, украинцам... всем тем кто пострадал от московского ига и насильственной русификации..
А Ваше игнорирование украинской музыки наталкивает на мысль что все журналисты из Москвы ненавидят Украину. Этим москвофильским шовинизмом пронизаны все журналисты из России. Комаровский например, вообще открытый украинофоб.
Очень хочется чтобы я ошибался и мои подозрения в том что Вы русофил и московский шовинист так и остались только подозрениями. Но реалии таковы что многие люди в комъюнити говорят о Вашей приверженности России больше чем Израилю или Америке.
Еще раз повторюсь: хочу ошибиться в своих сомнениях и подозрениях. Ну а просьба моя все-же остается в силе. И прошу Вас зачитать это письмо как преамбулу Вашей передачи про украинскую эстрадную музыку.
С уважением,
Игорь - постоянный слушатель радио Дэвидзон
и еще из Сотворения женщины
А на следующий день масла в огонь подлил зловредный прокурор, словно прочитал их виртуальный диалог.
- Тебе бы, дочка, мужика хорошего, - ни с того ни с сего сказал он за обедом, и Ева поперхнулась щами и долго кашляла, вытирая слезы и задыхаясь.
- Хороший мужик – понятие абстрактное, - сдавленным голосом вымолвила она и отхлебнула клюквенный морс. – Одной денег надо побольше, другой краны чинить и полки вешать, а третьей - чтобы поговорить...
- Понятное дело, что каждому свое, - кивнул гном. – Да только ты-то свой список желаний сама должна составить.
- Составила уже, - неприлично хихикнула Ева и снова закашлялась. – Мыс Доброй Надежды и Кадиллак. Ну и чтобы косая сажень в плечах и стать, как у Брюса Уиллиса, и размах планов, как у Александра Македонского.
Чего она вдруг перед прокурором разоткровенничалась, она не понимала, и это ее нервировало сверх всякой меры. Прокурор же, напротив, источал елейную любовь ко всему живому и какое-то немыслимое благолепие, час назад закончив сцену, где маньяк вырезал на плече жертвы слова "Кара Господня". Надо сказать, вырезал профессионально, точно, по трафарету, хирургическим скальпелем и с обезболивающим, чтобы не орала. Где милейший дядечка насмотрелся таких ужасов и как после этих кошмаров мог с удовольствием вкушать яства со стола и участвовать в чужой судьбе, она решительно не понимала.
- Если не побрезгуешь, - сказал прокурор и захрустел соленым огурцом, опустошив вторую рюмку, - у меня есть почти тайная комнатка. Мне-то в ней делать нечего, а вот дочка моя очень эту комнатку уважает.
На этот раз Ева Евгеньевна умудрилась ничем не подавиться и быстро пролистала в голове сказку о Синей Бороде. Правда, на Синюю Бороду прокурор не тянул, если только его дочь уважала красить волосы в синий и душить красавиц, которых папаша щедро откармливал в столовой. Из сказочных героинь только Мальвина подходила под описание синеволосой, но в своей тайной комнатке она запирала мужчин после жесточайших пыток дисциплиной и учебным процессом. Ева на мужчину, годного для запирания Олюшкой, не походила вовсе, даже несмотря на неизменные джинсы и клетчатые рубашки.
- Так вот, - не торопясь, продолжил собеседник. – Олюшка у меня большая модница, и гардероб ее весьма условно может называться комнаткой. Зато выбор там как в лучших парижских салонах. И по комплекции она на тебя похожа. Так что отведу тебя, и выбери себе платье по вкусу. Потому что едва ли мужчина с Кадиллаком, которого ты ждешь, захочет встречаться с пацаненком. А ты как есть мальчишка, хоть и с округлостями.
- Я не жду никакого мужчину с Кадиллаком, - поморщилась строптивая москвичка.
- Ну не с Кадиллаком, так с Порше, - терпеливо закивал старичок. – Как ни назови, суть одна. Ты должна быть похожа на женщину и вести себя, как женщина. С тобой должно хотеться шампанское в постели пить, а не пиво в кабаке.
Она отнекивалась, как могла. Ссылалась на занятость, на мифического мужчину, который ждал с цветами перед дверью московской квартиры, но старичок привел ее в гардеробную дочери и захлопнул дверь.
- Выбери, тогда продолжим работать.
И ушел, шаркая теплыми тапочками по деревянным полам. Ей бы следовало восхититься обилием форм и видов, но она трогала вешалки с какой-то странной брезгливостью, как будто это была униформа для красотки из борделя. И все-таки, все-таки... Руки сами выдернули это платье из вереницы умопомрачительных моделей для приемов, приложили к груди, погладили сияющий материал. Черт с ними, с борделями! Представилось, что ветер с Мыса Доброй Надежды рвет с нее юбочку, как нетерпеливый любовник, и мучительно захотелось соленых брызг и грохота волн о скалы. Все у нее не как у людей. На свидание бегает одетая, словно разносчик газет, зато скалы покорять ей надо непременно в красном, соперничая с падающим за горизонт солнцем. Интересно, какой он – горизонт южного полушария. Вдруг, вопреки законам физики, вообще полукруглый, или очень близкий, потому что рядом полюс, ну или нет его вовсе, а есть только простор и нескончаемое море, а за ним край света, лежащий на спинах трех слонов, попирающих гигантскую черепаху.
Джинсы бесполезной лягушачьей кожей валялись на полу, а она крутилась перед зеркалом, как записная модница, и все никак не могла налюбоваться на себя в красном. Вернее, на красное на себе. Платье переливалось от темного к светлому, будто шкура животного, туго, но не вызывающе, обтягивало грудь и обнимало талию, и разбегалось вниз свободными волнами. Она переступала босыми ногами по полу, приподнималась на носочки, быстро оборачивалась на свое отражение через плечо, пыталась застать свою красоту врасплох, и недовольно поводила обнаженными лопатками – красота если и не спасала мир, то уж точно расцвечивала во все оттенки алого. Платье было безупречным, и она в нем – умопомрачительной. Не Лилит и не Ева. Не стерва и не скромница. Не невинность и не порок. В ней щедро было замешено все, что творец пожелал добавить в Женщину, чтобы сделать Мужчину управляемым. Когда Мужчина видел такую Женщину, он забывал о поисках истины и древе познания, об утраченном Рае и угрожающе близком Аде. О боли, крови, предательстве и бедности. Он вожделел и покорялся. Он отдавал почти всего себя, требуя взамен всю ее. Всю, без остатка.
Она тряхнула длинной челкой и посмотрела в лицо женщины в красном платье. Готова ли она отдать всю себя? Не за отпуск в Африке и поцелуи со вкусом океана, а просто так, за размытые перспективы в будущем, за непонимание, ссоры, обиды, неотвеченные звонки и равнодушные сообщения на телефоне. Готова ли она получить власть над мужчиной, почти безраздельную... На время... На неделю или месяц, пока он будет увлеченно смотреть и платить в ресторанах, пока он не пресытится этой грудью, вздорным нравом и запахом ее сигарет в машине. Пока он не поймет, что она не аленький цветочек, а чудовище, глумливо вылепленное горшечником и обманывающее наивных мужчин соблазнительными женскими формами.
- До того ты хороша, Евушка, что был бы я на пару годков моложе... - Ева от неожиданности крутанулась на пятках, взметнув пламенеющую юбку чуть не до талии, и прокурор сыто заулыбался и посмотрел глазами истинного знатока маньяков. – Ты снять-то его сможешь? Оно к тебе, как кожа, приросло.
Ева испуганно уронила ладони на живот и тут же растянула губы в улыбке, все еще чувствуя дрожь в спине.
- Я просто примерила. Сейчас сниму, извините.
- Не тушуйся. Я же и позвал тебя сюда, чтобы ты выбрала себе. Оно твое... будет, если исполнишь мою просьбу.
- Просьбу?
Ева завела руки за спину и изогнулась, пытаясь дотянуться до молнии. Прокурор выпучил глаза и сглотнул слюну, наблюдая, как округлился ее и так не малый бюст и заиграли ключицы. "Ну надо же, и он вожделеет, старый сморчок! Опасный наряд!" – сокрушенно подумала она и зацепила пальцами язычок молнии. Она не торопилась расстегивать платье в его присутствии, а он являл собой соляной столб, даром что не был похож на жену Лота.
- Сними, - наконец вымолвил старичок и вздохнул. – Дай хоть посмотрю на тебя. Уж сколько лет не видел молодое тело, а где же вдохновение черпать?
- Вдохновение на пытки? – спросила Ева и расстегнула платье. – Он же их мучает, жжет, режет.
Платье поползло с плеча и Ева ладонью согнала его вниз к локтю, открыв чашечку сиреневого бюстгальтера взору хозяина.
- Так?
- Сними, - снова простонал он. – Совсем сними.
Платье, еще минуту назад крепко обнимавшее ее за талию, как в замедленной съемке ползло вниз по бедрам, закрыло колени, обхватило щиколотки и замерло. Ева посмотрела вниз и переступила через свою новую кожу, нисколько не похожую на потертый джинс.
Прокурор пошел вокруг нее по дуге на расстоянии метра, жадными глазами ощупывая ее тело. Ева обхватила себя за локти и следила за ним сначала взглядом, потом вывернула шею, стараясь увидеть, что ему надо за спиной. Но через минуту он появился из-за ее второго плеча и замкнул круг, остановившись напротив.
- Платье мое? – усмехнулась Ева, разглядев давно забытое томление в его лице. – Или надо еще что-то сделать?
- Туфли к платью, - хрипло сказал старичок и протянул к ней руку, как пророк. – Туфли возьми, а я дотронусь до тебя.
- Вы же не думаете, что я...
- Я должен почувствовать! – умолял он всем своим видом. – Как мне вжиться в его образ, если я столько лет без женщины?
Ева сделала шаг вперед и подставила плечо под его руку, готовая отскочить в любую секунду. Но он и не думал злоупотреблять. Приложил ладонь и замер, чуть покачиваясь, вбирая ее тепло и молодость. Ева стояла, как истукан, стараясь не распалять автора и не спугнуть его вдохновение в блуждающем взгляде. Наконец, он нашел в себе силы отклеить руку от ее плеча, прошелся пальцами вниз до кисти, с легким нажимом потрогал упругий живот, спустился по бедру ниже линии бикини, и отодвинулся, давая ей дорогу к лежащим на полу джинсам.
- Кому же ты такая достанешься, Ева, - почти прошептал он, дискутируя сам с собой, и пошел прочь из гардеробной, но вспомнил свое обещание, вернулся к стеллажам с обувью, тщательно осмотрелся и ткнул пальцем в красные туфли. - Вот эти примерь! И оденься, нам писать надо.
- Ладно, - неожиданно высоким голосом пискнула она и подхватила джинсы, как будто только сейчас усомнилась в его намерениях.
Платье в ярком подарочном пакете и коробку с незнакомым названием итальянской фирмы потряхивало на рытвинах на пассажирском сидении. Ева Евгеньевна строго взглядывала на подарки и изумленно – в свои глаза в зеркале заднего обзора. Старичок трогал ее весьма целомудренно, а она, как девочка за конфетку, давала себя трогать, чтобы получить модные обноски, оставшиеся от Олюшки. Это даже не секс за свидание и ресторан, это вообще какое-то извращение. Навигатор что-то пробухтел про потерянный маршрут, и бывшая Лулу подумала, что он прав, что она сбилась с дороги и бредет, как дурочка, не разбирая, что там впереди. Телефон весь день молчал, хотя она несколько раз вытаскивала его из сумки и озабоченно встряхивала, как ртутный градусник. Но уровень сигнала был максимальный, а звонков и сообщений не было. Она даже разок втайне перезагрузила аппарат, но лучше не стало. На экране светилась черным тишина и обида обманутых ожиданий Алексея Егоровича.
В общем-то, это было закономерно. Пацанка, даже с шикарной грудью и кормой, с потрясающей копной волос, но не умеющая себя вести, смолящая сигарету за сигаретой и думающая о принце на Кадиллаке, как о сексуальном объекте на пару недель, а не как о мечте своей жизни, не могла быть востребована в реальном мире пугливых главредов, нудных Ронов Хаббардов и вышедших в тираж старичков-прокуроров. Максимум, на что она могла рассчитывать, – соблазнить на майской вечеринке симпатичного коллегу из соседней редакции. Может, на месяц, а если повезет, то месяцев на пять. За это время коллега заматереет и обратит свой взор на девочек с ресепшн, старшей из которых было двадцать три. "Ну и пусть катятся к своим секретаршам и своим Лулу!" Впервые в жизни она произнесла собственное второе имя с отвращением, прислушалась к его звуку и решила, что больше никогда не откликнется на эту собачью кличку.
- Тебе бы, дочка, мужика хорошего, - ни с того ни с сего сказал он за обедом, и Ева поперхнулась щами и долго кашляла, вытирая слезы и задыхаясь.
- Хороший мужик – понятие абстрактное, - сдавленным голосом вымолвила она и отхлебнула клюквенный морс. – Одной денег надо побольше, другой краны чинить и полки вешать, а третьей - чтобы поговорить...
- Понятное дело, что каждому свое, - кивнул гном. – Да только ты-то свой список желаний сама должна составить.
- Составила уже, - неприлично хихикнула Ева и снова закашлялась. – Мыс Доброй Надежды и Кадиллак. Ну и чтобы косая сажень в плечах и стать, как у Брюса Уиллиса, и размах планов, как у Александра Македонского.
Чего она вдруг перед прокурором разоткровенничалась, она не понимала, и это ее нервировало сверх всякой меры. Прокурор же, напротив, источал елейную любовь ко всему живому и какое-то немыслимое благолепие, час назад закончив сцену, где маньяк вырезал на плече жертвы слова "Кара Господня". Надо сказать, вырезал профессионально, точно, по трафарету, хирургическим скальпелем и с обезболивающим, чтобы не орала. Где милейший дядечка насмотрелся таких ужасов и как после этих кошмаров мог с удовольствием вкушать яства со стола и участвовать в чужой судьбе, она решительно не понимала.
- Если не побрезгуешь, - сказал прокурор и захрустел соленым огурцом, опустошив вторую рюмку, - у меня есть почти тайная комнатка. Мне-то в ней делать нечего, а вот дочка моя очень эту комнатку уважает.
На этот раз Ева Евгеньевна умудрилась ничем не подавиться и быстро пролистала в голове сказку о Синей Бороде. Правда, на Синюю Бороду прокурор не тянул, если только его дочь уважала красить волосы в синий и душить красавиц, которых папаша щедро откармливал в столовой. Из сказочных героинь только Мальвина подходила под описание синеволосой, но в своей тайной комнатке она запирала мужчин после жесточайших пыток дисциплиной и учебным процессом. Ева на мужчину, годного для запирания Олюшкой, не походила вовсе, даже несмотря на неизменные джинсы и клетчатые рубашки.
- Так вот, - не торопясь, продолжил собеседник. – Олюшка у меня большая модница, и гардероб ее весьма условно может называться комнаткой. Зато выбор там как в лучших парижских салонах. И по комплекции она на тебя похожа. Так что отведу тебя, и выбери себе платье по вкусу. Потому что едва ли мужчина с Кадиллаком, которого ты ждешь, захочет встречаться с пацаненком. А ты как есть мальчишка, хоть и с округлостями.
- Я не жду никакого мужчину с Кадиллаком, - поморщилась строптивая москвичка.
- Ну не с Кадиллаком, так с Порше, - терпеливо закивал старичок. – Как ни назови, суть одна. Ты должна быть похожа на женщину и вести себя, как женщина. С тобой должно хотеться шампанское в постели пить, а не пиво в кабаке.
Она отнекивалась, как могла. Ссылалась на занятость, на мифического мужчину, который ждал с цветами перед дверью московской квартиры, но старичок привел ее в гардеробную дочери и захлопнул дверь.
- Выбери, тогда продолжим работать.
И ушел, шаркая теплыми тапочками по деревянным полам. Ей бы следовало восхититься обилием форм и видов, но она трогала вешалки с какой-то странной брезгливостью, как будто это была униформа для красотки из борделя. И все-таки, все-таки... Руки сами выдернули это платье из вереницы умопомрачительных моделей для приемов, приложили к груди, погладили сияющий материал. Черт с ними, с борделями! Представилось, что ветер с Мыса Доброй Надежды рвет с нее юбочку, как нетерпеливый любовник, и мучительно захотелось соленых брызг и грохота волн о скалы. Все у нее не как у людей. На свидание бегает одетая, словно разносчик газет, зато скалы покорять ей надо непременно в красном, соперничая с падающим за горизонт солнцем. Интересно, какой он – горизонт южного полушария. Вдруг, вопреки законам физики, вообще полукруглый, или очень близкий, потому что рядом полюс, ну или нет его вовсе, а есть только простор и нескончаемое море, а за ним край света, лежащий на спинах трех слонов, попирающих гигантскую черепаху.
Джинсы бесполезной лягушачьей кожей валялись на полу, а она крутилась перед зеркалом, как записная модница, и все никак не могла налюбоваться на себя в красном. Вернее, на красное на себе. Платье переливалось от темного к светлому, будто шкура животного, туго, но не вызывающе, обтягивало грудь и обнимало талию, и разбегалось вниз свободными волнами. Она переступала босыми ногами по полу, приподнималась на носочки, быстро оборачивалась на свое отражение через плечо, пыталась застать свою красоту врасплох, и недовольно поводила обнаженными лопатками – красота если и не спасала мир, то уж точно расцвечивала во все оттенки алого. Платье было безупречным, и она в нем – умопомрачительной. Не Лилит и не Ева. Не стерва и не скромница. Не невинность и не порок. В ней щедро было замешено все, что творец пожелал добавить в Женщину, чтобы сделать Мужчину управляемым. Когда Мужчина видел такую Женщину, он забывал о поисках истины и древе познания, об утраченном Рае и угрожающе близком Аде. О боли, крови, предательстве и бедности. Он вожделел и покорялся. Он отдавал почти всего себя, требуя взамен всю ее. Всю, без остатка.
Она тряхнула длинной челкой и посмотрела в лицо женщины в красном платье. Готова ли она отдать всю себя? Не за отпуск в Африке и поцелуи со вкусом океана, а просто так, за размытые перспективы в будущем, за непонимание, ссоры, обиды, неотвеченные звонки и равнодушные сообщения на телефоне. Готова ли она получить власть над мужчиной, почти безраздельную... На время... На неделю или месяц, пока он будет увлеченно смотреть и платить в ресторанах, пока он не пресытится этой грудью, вздорным нравом и запахом ее сигарет в машине. Пока он не поймет, что она не аленький цветочек, а чудовище, глумливо вылепленное горшечником и обманывающее наивных мужчин соблазнительными женскими формами.
- До того ты хороша, Евушка, что был бы я на пару годков моложе... - Ева от неожиданности крутанулась на пятках, взметнув пламенеющую юбку чуть не до талии, и прокурор сыто заулыбался и посмотрел глазами истинного знатока маньяков. – Ты снять-то его сможешь? Оно к тебе, как кожа, приросло.
Ева испуганно уронила ладони на живот и тут же растянула губы в улыбке, все еще чувствуя дрожь в спине.
- Я просто примерила. Сейчас сниму, извините.
- Не тушуйся. Я же и позвал тебя сюда, чтобы ты выбрала себе. Оно твое... будет, если исполнишь мою просьбу.
- Просьбу?
Ева завела руки за спину и изогнулась, пытаясь дотянуться до молнии. Прокурор выпучил глаза и сглотнул слюну, наблюдая, как округлился ее и так не малый бюст и заиграли ключицы. "Ну надо же, и он вожделеет, старый сморчок! Опасный наряд!" – сокрушенно подумала она и зацепила пальцами язычок молнии. Она не торопилась расстегивать платье в его присутствии, а он являл собой соляной столб, даром что не был похож на жену Лота.
- Сними, - наконец вымолвил старичок и вздохнул. – Дай хоть посмотрю на тебя. Уж сколько лет не видел молодое тело, а где же вдохновение черпать?
- Вдохновение на пытки? – спросила Ева и расстегнула платье. – Он же их мучает, жжет, режет.
Платье поползло с плеча и Ева ладонью согнала его вниз к локтю, открыв чашечку сиреневого бюстгальтера взору хозяина.
- Так?
- Сними, - снова простонал он. – Совсем сними.
Платье, еще минуту назад крепко обнимавшее ее за талию, как в замедленной съемке ползло вниз по бедрам, закрыло колени, обхватило щиколотки и замерло. Ева посмотрела вниз и переступила через свою новую кожу, нисколько не похожую на потертый джинс.
Прокурор пошел вокруг нее по дуге на расстоянии метра, жадными глазами ощупывая ее тело. Ева обхватила себя за локти и следила за ним сначала взглядом, потом вывернула шею, стараясь увидеть, что ему надо за спиной. Но через минуту он появился из-за ее второго плеча и замкнул круг, остановившись напротив.
- Платье мое? – усмехнулась Ева, разглядев давно забытое томление в его лице. – Или надо еще что-то сделать?
- Туфли к платью, - хрипло сказал старичок и протянул к ней руку, как пророк. – Туфли возьми, а я дотронусь до тебя.
- Вы же не думаете, что я...
- Я должен почувствовать! – умолял он всем своим видом. – Как мне вжиться в его образ, если я столько лет без женщины?
Ева сделала шаг вперед и подставила плечо под его руку, готовая отскочить в любую секунду. Но он и не думал злоупотреблять. Приложил ладонь и замер, чуть покачиваясь, вбирая ее тепло и молодость. Ева стояла, как истукан, стараясь не распалять автора и не спугнуть его вдохновение в блуждающем взгляде. Наконец, он нашел в себе силы отклеить руку от ее плеча, прошелся пальцами вниз до кисти, с легким нажимом потрогал упругий живот, спустился по бедру ниже линии бикини, и отодвинулся, давая ей дорогу к лежащим на полу джинсам.
- Кому же ты такая достанешься, Ева, - почти прошептал он, дискутируя сам с собой, и пошел прочь из гардеробной, но вспомнил свое обещание, вернулся к стеллажам с обувью, тщательно осмотрелся и ткнул пальцем в красные туфли. - Вот эти примерь! И оденься, нам писать надо.
- Ладно, - неожиданно высоким голосом пискнула она и подхватила джинсы, как будто только сейчас усомнилась в его намерениях.
Платье в ярком подарочном пакете и коробку с незнакомым названием итальянской фирмы потряхивало на рытвинах на пассажирском сидении. Ева Евгеньевна строго взглядывала на подарки и изумленно – в свои глаза в зеркале заднего обзора. Старичок трогал ее весьма целомудренно, а она, как девочка за конфетку, давала себя трогать, чтобы получить модные обноски, оставшиеся от Олюшки. Это даже не секс за свидание и ресторан, это вообще какое-то извращение. Навигатор что-то пробухтел про потерянный маршрут, и бывшая Лулу подумала, что он прав, что она сбилась с дороги и бредет, как дурочка, не разбирая, что там впереди. Телефон весь день молчал, хотя она несколько раз вытаскивала его из сумки и озабоченно встряхивала, как ртутный градусник. Но уровень сигнала был максимальный, а звонков и сообщений не было. Она даже разок втайне перезагрузила аппарат, но лучше не стало. На экране светилась черным тишина и обида обманутых ожиданий Алексея Егоровича.
В общем-то, это было закономерно. Пацанка, даже с шикарной грудью и кормой, с потрясающей копной волос, но не умеющая себя вести, смолящая сигарету за сигаретой и думающая о принце на Кадиллаке, как о сексуальном объекте на пару недель, а не как о мечте своей жизни, не могла быть востребована в реальном мире пугливых главредов, нудных Ронов Хаббардов и вышедших в тираж старичков-прокуроров. Максимум, на что она могла рассчитывать, – соблазнить на майской вечеринке симпатичного коллегу из соседней редакции. Может, на месяц, а если повезет, то месяцев на пять. За это время коллега заматереет и обратит свой взор на девочек с ресепшн, старшей из которых было двадцать три. "Ну и пусть катятся к своим секретаршам и своим Лулу!" Впервые в жизни она произнесла собственное второе имя с отвращением, прислушалась к его звуку и решила, что больше никогда не откликнется на эту собачью кличку.
Сотворение женщины
Уже в Пегасике, разгоняя по стеклу грязные водяные потоки, она вспомнила, что оставила оба телефона в номере. Впрочем, телефоны ей были не нужны. Вызывать службу спасения к семидесятилетнему прокурору, который мог оказаться извращенцем, как его персонажи, ей едва ли придется. Она справится с ним голыми руками, если старикашка перейдет границы. Пусть только попробует намекнуть ей на воплощение одного из своих мерзких сюжетов! С разыгравшимся воображением и расшатанными нервами, она проехала город насквозь и, переругиваясь с навигатором, покатила в сторону прокурорской усадьбы.
Гадкий старикашка на поверку оказался милейшим существом, крохотным, как садовый гном, сморщенным, как печеное яблоко, и болтливым, как гимназистка. Она как-то с порога расслабилась и утратила бдительность, по-птичьи крутила головой, рассматривая фотографии на стенах, пила ароматный чай с мелиссой из огромного фарфорового бокала с пасторалями на выгнутых боках и не могла ни слова вставить в поток его скрипучего щебетания. Он рассказывал байки и небылицы, много смеялся, иногда сам с собой, вспомнив что-то из далеких лет, делал ей комплименты, и Лулу никак не могла представить его в ярко-синей униформе обвинителя на процессе какого-нибудь Чикатило. Идеями добродушный дедушка фонтанировал не хуже льва, раздираемого Самсоном, и в конце концов Лулу распахнула крышку нетбука и принялась бойко стучать по клавишам, пришпиливая мысли автора к виртуальной бумаге, чтобы в конце дня разложить задумки в нужной последовательности. Присланного плана книги тот не придерживался вовсе, отчего у хорошо подготовившейся и уложившей в голове сюжет Лулу слегка сносило крышу и развеивало сквозняком то, что было заботливо накоплено под ней. Зато творческий процесс мчался галопом, и к обеду она уже была готова к написанию доброй четверти романа.
Обед в усадьбе оказался нисколько не похож на привычное поедание супа, первого и второго из общепитовских тарелок для обслуги, каковой, по сути, и являлась приезжая редакторша. Зайдя в столовую, она на несколько секунд остолбенела и потеряла дар речи. Зато тут же вспомнила гоголевский дар детального описания блюд и трапез, коим отличались нелюбимые всеми в школе "Мертвые души". Кризис, слегка придушивший гастрономические изыски россиян, обошел прокурорскую усадебку стороной.
- Грешен, люблю покушать, - приговаривал старичок, накладывая из горшков и плошек на огромные блюда, никак не похожие на обеденные тарелки, реквизитного вида разносолы.
Лулу, никогда не изводившая себя диетами и постами, выуживала тяжелой мельхиоровой вилкой то рыжий грибочек, то патиссон, то зубчик маринованного чесночка и отдавала себе отчет, что положенное в тарелку является всего лишь холодной закуской, за которой последует горячее, потом суп, потом рыба и мясо. Об обязательном чаепитии, которыми также грешил хозяин дома не реже раза в час, ей было даже страшно подумать, потому что между супом и рыбой ее должна была настичь позорная смерть, пришедшая двумя веками ранее за Иваном Андреевичем Крыловым.
- Кушай, кушай, деточка, - приговаривал прокурор, подцепив зубцом вилки толстую корочку на запеченных в сметане грибочках. - В женщине должно быть тело. Много аппетитного тела.
Не так ли рассуждали маньяки из его кровавых триллеров? Ева Евгеньевна вздохнула над куском ароматной кулебяки и с тоской посмотрела в сторону супницы, над которой поднимался пар с запахом украинского борща.
- А захочешь вздремнуть после обеда - милости порошу. В мансардочке и горенка приготовлена.
Так вот оно что! Сейчас он накормит ее, как рождественскую гусыню, усыпит ее тело и бдительность, а там уж и до постановочных сценок недалеко. Лулу придумывала наихудшие варианты развития событий в период ее послеобеденного сна, но оторваться от борща с пампушками никак не могла. Рыбные блюда были представлены расстегаями, которые пришлось попробовать, чтобы угодить хозяину, а запеченная телятина в луковом соусе была той последней каплей искушения, мимо которой женщина пройти не могла.
- Отдохнешь или продолжим? - лукаво улыбнулся старичок, подметив, как редакторша непослушными пальцами распустила ремень на разом располневшей талии.
- Продолжим, - проявила силу воли она и выхватила из блюдца кусочек лимона, который на некоторое время вывел ее из сонного состояния.
Продолжали они часов до шести вечера. К этому моменту съеденное в обед успешно распределилось по всему организму, отложив жульен, расстегаи, сало и картошечку со сливочным маслом на черный день ниже талии. "Эдак я за две недели быстренько стану соответствовать его женскому идеалу. Тут-то он со мной и расправится," - подумала Лулу, со вздохом принимая приглашение на чай с черничным пирогом.
В семь она не без труда поместила себя за руль Пегасика и стартовала, разбрызгивая грязь из-под колес. Старичок, благодушно сложив ручки на груди, смотрел ей вслед и улыбался нисколько не прокурорской улыбкой.
Гадкий старикашка на поверку оказался милейшим существом, крохотным, как садовый гном, сморщенным, как печеное яблоко, и болтливым, как гимназистка. Она как-то с порога расслабилась и утратила бдительность, по-птичьи крутила головой, рассматривая фотографии на стенах, пила ароматный чай с мелиссой из огромного фарфорового бокала с пасторалями на выгнутых боках и не могла ни слова вставить в поток его скрипучего щебетания. Он рассказывал байки и небылицы, много смеялся, иногда сам с собой, вспомнив что-то из далеких лет, делал ей комплименты, и Лулу никак не могла представить его в ярко-синей униформе обвинителя на процессе какого-нибудь Чикатило. Идеями добродушный дедушка фонтанировал не хуже льва, раздираемого Самсоном, и в конце концов Лулу распахнула крышку нетбука и принялась бойко стучать по клавишам, пришпиливая мысли автора к виртуальной бумаге, чтобы в конце дня разложить задумки в нужной последовательности. Присланного плана книги тот не придерживался вовсе, отчего у хорошо подготовившейся и уложившей в голове сюжет Лулу слегка сносило крышу и развеивало сквозняком то, что было заботливо накоплено под ней. Зато творческий процесс мчался галопом, и к обеду она уже была готова к написанию доброй четверти романа.
Обед в усадьбе оказался нисколько не похож на привычное поедание супа, первого и второго из общепитовских тарелок для обслуги, каковой, по сути, и являлась приезжая редакторша. Зайдя в столовую, она на несколько секунд остолбенела и потеряла дар речи. Зато тут же вспомнила гоголевский дар детального описания блюд и трапез, коим отличались нелюбимые всеми в школе "Мертвые души". Кризис, слегка придушивший гастрономические изыски россиян, обошел прокурорскую усадебку стороной.
- Грешен, люблю покушать, - приговаривал старичок, накладывая из горшков и плошек на огромные блюда, никак не похожие на обеденные тарелки, реквизитного вида разносолы.
Лулу, никогда не изводившая себя диетами и постами, выуживала тяжелой мельхиоровой вилкой то рыжий грибочек, то патиссон, то зубчик маринованного чесночка и отдавала себе отчет, что положенное в тарелку является всего лишь холодной закуской, за которой последует горячее, потом суп, потом рыба и мясо. Об обязательном чаепитии, которыми также грешил хозяин дома не реже раза в час, ей было даже страшно подумать, потому что между супом и рыбой ее должна была настичь позорная смерть, пришедшая двумя веками ранее за Иваном Андреевичем Крыловым.
- Кушай, кушай, деточка, - приговаривал прокурор, подцепив зубцом вилки толстую корочку на запеченных в сметане грибочках. - В женщине должно быть тело. Много аппетитного тела.
Не так ли рассуждали маньяки из его кровавых триллеров? Ева Евгеньевна вздохнула над куском ароматной кулебяки и с тоской посмотрела в сторону супницы, над которой поднимался пар с запахом украинского борща.
- А захочешь вздремнуть после обеда - милости порошу. В мансардочке и горенка приготовлена.
Так вот оно что! Сейчас он накормит ее, как рождественскую гусыню, усыпит ее тело и бдительность, а там уж и до постановочных сценок недалеко. Лулу придумывала наихудшие варианты развития событий в период ее послеобеденного сна, но оторваться от борща с пампушками никак не могла. Рыбные блюда были представлены расстегаями, которые пришлось попробовать, чтобы угодить хозяину, а запеченная телятина в луковом соусе была той последней каплей искушения, мимо которой женщина пройти не могла.
- Отдохнешь или продолжим? - лукаво улыбнулся старичок, подметив, как редакторша непослушными пальцами распустила ремень на разом располневшей талии.
- Продолжим, - проявила силу воли она и выхватила из блюдца кусочек лимона, который на некоторое время вывел ее из сонного состояния.
Продолжали они часов до шести вечера. К этому моменту съеденное в обед успешно распределилось по всему организму, отложив жульен, расстегаи, сало и картошечку со сливочным маслом на черный день ниже талии. "Эдак я за две недели быстренько стану соответствовать его женскому идеалу. Тут-то он со мной и расправится," - подумала Лулу, со вздохом принимая приглашение на чай с черничным пирогом.
В семь она не без труда поместила себя за руль Пегасика и стартовала, разбрызгивая грязь из-под колес. Старичок, благодушно сложив ручки на груди, смотрел ей вслед и улыбался нисколько не прокурорской улыбкой.
1997 - год потерь
Это было очень давно... иногда кажется - в другой жизни, не со мной.
Но стоит прочитать - и болит сердце, мое сердце, значит, все-таки это была я, в чем-то другая, наивная, упрямая, слепая и совершающая ошибки.
Это история про человека, который мне был дорог. И посвящена она человеку, которого я безумно любила.
Сейчас приоритеты поменялись, и я бы вернула первого и прошла бы мимо второго... Но тогда... тогда я совершала свои ошибки, и жалеть о них незачем. Нет неправильного выбора, есть множество дорог, и та, что ты выбрал - твоя.
С каждым годом я становлюсь все большим фаталистом и знаю, что все, что прожито мной - было неизбежно.
Но что-то смазывается, а что-то становится ярче и больнее.
Я не могла быть другой тогда, я прожила свою юность и свою молодость так, как прожила.
Но если бы меня вернули туда хотя бы на минуту, я хотела бы успеть сказать своему ушедшему другу, что он до сих пор мне дорог. И иначе не будет. Я забываю тех, с кем спала... Я не могу забыть о том, кто был предан мне каждую минуту нашей дружбы. Или не дружбы...
Я до сих пор плачу о нем...
Он был моей первой потерей. До этого я даже представить себе не могла, что значит лишиться друга. Особенно, если знаешь его уже целых 12 лет.
Его звали Сергей Васильевич. Ничем не примечательный, скромный человек, всего-то младший научный сотрудник. Уже в первые дни я, не признающая мнений и авторитетов, перешла на фамильярное "ты", хотя при посторонних так и звала его по имени-отчеству. Тогда мне еще не исполнилось и восемнадцати, а ему уже было целых тридцать пять. Он единственный, кто действительно поддержал меня в первые месяцы начала моей трудовой деятельности в университете.
С самого начала я подозревала, что он был ко мне неравнодушен. Хотя никогда за время нашего знакомства он не позволил себе ничего лишнего. "Возможна ли дружба между мужчиной и женщиной?" – задавала я коварный вопрос. "Конечно", - как можно более искренно отвечал он, но я знала, что это неправда. Когда же я реально утвердилась в мысли, что имею над ним некоторую власть, я бессовестно начала провоцировать его.
Мы проводили время в многочасовых разговорах буквально обо всем. Я приходила в маленькую комнатку на девятом этаже первого гуманитарного корпуса и говорила, говорила, говорила… "Понять можно любого, и человека, и женщину", - однажды опрометчиво изрек он, я демонстративно внесла эту фразу в свою записную книжку, и очень любила подтрунивать над ним. А он смущался и оправдывался, что вовсе не это имел в виду…
Он как никто умел слушать, а мне в то время необходим был слушатель. Позже я научилась слушать сама, к сожалению, уже не его, но благодаря его удивительному терпению и скромности. Он очень мало говорил о себе. За все эти годы я смогла узнать о нем ровно столько, сколько теперь я узнаю о других людях в первые десять минут общения.
Однажды он сказал мне: "Ты слишком умна! Мужчины таких не любят! Они не хотят, чтобы женщина была умнее, они любят красивых и глупых! Молчи, и ты удачно выйдешь замуж!" "Но ведь ты любишь меня!" – нахально заявила я, не вкладывая в эти слова их реального смысла. "Да, я признаю, что ты умнее меня. Но кто сказал, что мне это нравится?" Милый Сережка! Он всегда отзывался о себе слишком пренебрежительно.
Но я не могла молчать, я самоутверждалась и проверяла на нем все новомодные теории. Культура, психология, воспитание детей, взаимоотношения полов… Да мало ли было у нас тем для моего неуемного монолога. Он всегда слушал меня внимательно и улыбался. "Чего ты улыбаешься?" – агрессивно спрашивала я, ожидая услышать справедливую критику в свой адрес (а надо сказать, что критику я и сейчас выношу с большим трудом). Бесполезно. Он был самым моим преданным слушателем и поклонником. Единственное, что он позволял себя, да и то изредка, это слегка скорректировать мою непримиримую борьбу за справедливость. Иногда, к моему удивлению, ему это даже удавалось.
Он знал обо мне буквально все. С моей стороны было нечестно рассказывать ему о моих тайных страхах и надеждах, о метаниях и обидах. Но мне требовалось мнение мужчины, его объективная оценка меня, как существа противоположного пола. И в этом стремлении я переходила всякие границы. Как он терпел меня, я даже не знаю! И лишь однажды за все (!) годы он позволил себе что-то вроде обиды. "Ты меня за мужчину не считаешь! – сказал он. – Я что-то вроде твоей подруги!" "Ну, да!" – бестактно согласилась я, хотя знала, что он-то видит во мне не просто друга.
И в следующий раз он решил доказать мне, что я всего лишь слабая женщина, и если он захочет… Я несла какую-то облегченную чушь о своей раскомплексованности (тогда я только догадывалась о том, что происходит между мужчиной и женщиной наедине) и о наших с ним платонических отношениях. А он внезапно подошел к двери и запер ее изнутри. Я удивилась, но все еще продолжала хорохориться, хотя внезапный выброс адреналина заставил мои щеки покрыться несвойственным им легким румянцем. Всегда робкий Сергей Васильевич подошел близко, слишком близко даже для наших панибратских отношений и, глядя мне прямо в глаза, с недоброй усмешкой сказал: "Ну, вот. Теперь дверь заперта. Ты добилась, чего хотела. И что же ты будешь делать, если я поцелую тебя?" В тот момент мне хотелось провалиться сквозь землю. Я не была готова к такому повороту событий. Конечно, он не стал бы насильником, но в его глазах было такое неукротимое желание, что я вместе с моей сомнительной феминистской решительностью готова была сдать позиции без боя. "Я буду кричать!" – тихо прошептала я, заливаясь пунцовым румянцем и боясь поднять на него глаза. "Ну и что?" – он взял меня за плечи и потянул к себе. Выход был только один, и мой лихорадочно работающий мозг все-таки нашел его. "А я ничего не чувствую к тебе! – вызывающе сказала я. - Ты не интересуешь меня как мужчина, так что можешь делать, что хочешь, мне все равно". Это была неправда. Наверное, в тот момент я хотела, чтобы он сделал это. Так было бы справедливо. Я должна была подарить ему этот поцелуй. Но в последний момент я струсила. Не знаю, поверил ли Серж моим словам или моим глазам, но он отпустил меня и отпер дверь. Я была свободна. А он был мужчиной. Мужчиной, который умеет держать себя в руках.
О моем первом любовнике он узнал раньше всех подруг, и ни разу больше не дал мне понять, что моя откровенность его задевает. Следующим крупным событием стало мое заявление об уходе, а потом – замужество. Я менялась на глазах, и только он продолжал быть прежним Сережкой, к которому я приходила поплакаться или поделиться радостью.
Потом жизнь развела нас. У меня родился сын, я все реже появлялась на филфаке, все реже звонила. Но я знала, что если мне понадобится помощь, он, быть может, единственный, кто примчится безоговорочно и в тот же час. Мысль эта, приходящая с годами не слишком часто, согревала меня в трудную минуту. И вот такая минута наступила. Я готовилась к разводу, и весь мир был против меня. И тогда я набрала номер, по которому меня всегда готовы были выслушать. Он выслушал, он был удивлен, даже изумлен. Но... "Что бы ни случилось, детка, права ты или нет, я всегда на твоей стороне, я всегда готов помочь тебе, ты же знаешь!" Я и не сомневалась, я была без меры благодарна ему за эти слова. Ради них я и звонила. А он уже тогда знал, что не сможет ничем помочь мне. Никогда и ничем.
Чертова эгоистка! Он, как обычно, так и не рассказал мне, как живет, что делает. У него всегда и все было в порядке. В следующий раз я позвонила только через полгода, чтобы поздравить его с сорокасемилетием, и даже позже на несколько дней. Это был конец марта, и я не слишком удивилась, когда его жена сказала мне, что он болен и подойти не может. "Хорошо, - оптимистически свернула разговор я, - пусть он позвонит мне, когда выздоровеет". В конце марта в Москве все еще свирепствовал грипп, и я честно ждала его звонка… До марта следующего года…
Ты наверняка помнишь тот день, когда я попросила тебя позвать его к телефону. Я еще ничего не знала, но мое сердце чувствовало уже несколько месяцев. Я так нервничала, что у меня тряслись руки, пока я набирала знакомые семь цифр. Ты попросил к телефону Сергея Васильевича, а я с ужасом смотрела тебе в лицо, и мне уже не требовались никакие объяснения. Ты извинился и молча повесил трубку. А я не хотела, не хотела слышать, что он умер. Прости меня, с моей стороны было нечестно заставить тебя пережить смерть незнакомого человека. Но я так боялась услышать это сама. Хотя мне, конечно же, не стало легче. Я опять струсила, теперь уже в последний раз. Я не смогла услышать ни того, что он меня любит, ни того, что его больше нет. И я никогда не прощу себе этого. Никогда.
Я так и не успела сказать ему, что наша дружба значила для меня…
А он простил меня, я знаю, что простил, и от этого мне еще тяжелей. Он всегда оставался загадкой. Ничем не примечательный, скромный человек, всего-то младший научный сотрудник…
Но он научил меня жить.
И теперь я тороплюсь рассказать тебе, как ты дорог мне. И как я боюсь потерять тебя…
Но стоит прочитать - и болит сердце, мое сердце, значит, все-таки это была я, в чем-то другая, наивная, упрямая, слепая и совершающая ошибки.
Это история про человека, который мне был дорог. И посвящена она человеку, которого я безумно любила.
Сейчас приоритеты поменялись, и я бы вернула первого и прошла бы мимо второго... Но тогда... тогда я совершала свои ошибки, и жалеть о них незачем. Нет неправильного выбора, есть множество дорог, и та, что ты выбрал - твоя.
С каждым годом я становлюсь все большим фаталистом и знаю, что все, что прожито мной - было неизбежно.
Но что-то смазывается, а что-то становится ярче и больнее.
Я не могла быть другой тогда, я прожила свою юность и свою молодость так, как прожила.
Но если бы меня вернули туда хотя бы на минуту, я хотела бы успеть сказать своему ушедшему другу, что он до сих пор мне дорог. И иначе не будет. Я забываю тех, с кем спала... Я не могу забыть о том, кто был предан мне каждую минуту нашей дружбы. Или не дружбы...
Я до сих пор плачу о нем...
Он был моей первой потерей. До этого я даже представить себе не могла, что значит лишиться друга. Особенно, если знаешь его уже целых 12 лет.
Его звали Сергей Васильевич. Ничем не примечательный, скромный человек, всего-то младший научный сотрудник. Уже в первые дни я, не признающая мнений и авторитетов, перешла на фамильярное "ты", хотя при посторонних так и звала его по имени-отчеству. Тогда мне еще не исполнилось и восемнадцати, а ему уже было целых тридцать пять. Он единственный, кто действительно поддержал меня в первые месяцы начала моей трудовой деятельности в университете.
С самого начала я подозревала, что он был ко мне неравнодушен. Хотя никогда за время нашего знакомства он не позволил себе ничего лишнего. "Возможна ли дружба между мужчиной и женщиной?" – задавала я коварный вопрос. "Конечно", - как можно более искренно отвечал он, но я знала, что это неправда. Когда же я реально утвердилась в мысли, что имею над ним некоторую власть, я бессовестно начала провоцировать его.
Мы проводили время в многочасовых разговорах буквально обо всем. Я приходила в маленькую комнатку на девятом этаже первого гуманитарного корпуса и говорила, говорила, говорила… "Понять можно любого, и человека, и женщину", - однажды опрометчиво изрек он, я демонстративно внесла эту фразу в свою записную книжку, и очень любила подтрунивать над ним. А он смущался и оправдывался, что вовсе не это имел в виду…
Он как никто умел слушать, а мне в то время необходим был слушатель. Позже я научилась слушать сама, к сожалению, уже не его, но благодаря его удивительному терпению и скромности. Он очень мало говорил о себе. За все эти годы я смогла узнать о нем ровно столько, сколько теперь я узнаю о других людях в первые десять минут общения.
Однажды он сказал мне: "Ты слишком умна! Мужчины таких не любят! Они не хотят, чтобы женщина была умнее, они любят красивых и глупых! Молчи, и ты удачно выйдешь замуж!" "Но ведь ты любишь меня!" – нахально заявила я, не вкладывая в эти слова их реального смысла. "Да, я признаю, что ты умнее меня. Но кто сказал, что мне это нравится?" Милый Сережка! Он всегда отзывался о себе слишком пренебрежительно.
Но я не могла молчать, я самоутверждалась и проверяла на нем все новомодные теории. Культура, психология, воспитание детей, взаимоотношения полов… Да мало ли было у нас тем для моего неуемного монолога. Он всегда слушал меня внимательно и улыбался. "Чего ты улыбаешься?" – агрессивно спрашивала я, ожидая услышать справедливую критику в свой адрес (а надо сказать, что критику я и сейчас выношу с большим трудом). Бесполезно. Он был самым моим преданным слушателем и поклонником. Единственное, что он позволял себя, да и то изредка, это слегка скорректировать мою непримиримую борьбу за справедливость. Иногда, к моему удивлению, ему это даже удавалось.
Он знал обо мне буквально все. С моей стороны было нечестно рассказывать ему о моих тайных страхах и надеждах, о метаниях и обидах. Но мне требовалось мнение мужчины, его объективная оценка меня, как существа противоположного пола. И в этом стремлении я переходила всякие границы. Как он терпел меня, я даже не знаю! И лишь однажды за все (!) годы он позволил себе что-то вроде обиды. "Ты меня за мужчину не считаешь! – сказал он. – Я что-то вроде твоей подруги!" "Ну, да!" – бестактно согласилась я, хотя знала, что он-то видит во мне не просто друга.
И в следующий раз он решил доказать мне, что я всего лишь слабая женщина, и если он захочет… Я несла какую-то облегченную чушь о своей раскомплексованности (тогда я только догадывалась о том, что происходит между мужчиной и женщиной наедине) и о наших с ним платонических отношениях. А он внезапно подошел к двери и запер ее изнутри. Я удивилась, но все еще продолжала хорохориться, хотя внезапный выброс адреналина заставил мои щеки покрыться несвойственным им легким румянцем. Всегда робкий Сергей Васильевич подошел близко, слишком близко даже для наших панибратских отношений и, глядя мне прямо в глаза, с недоброй усмешкой сказал: "Ну, вот. Теперь дверь заперта. Ты добилась, чего хотела. И что же ты будешь делать, если я поцелую тебя?" В тот момент мне хотелось провалиться сквозь землю. Я не была готова к такому повороту событий. Конечно, он не стал бы насильником, но в его глазах было такое неукротимое желание, что я вместе с моей сомнительной феминистской решительностью готова была сдать позиции без боя. "Я буду кричать!" – тихо прошептала я, заливаясь пунцовым румянцем и боясь поднять на него глаза. "Ну и что?" – он взял меня за плечи и потянул к себе. Выход был только один, и мой лихорадочно работающий мозг все-таки нашел его. "А я ничего не чувствую к тебе! – вызывающе сказала я. - Ты не интересуешь меня как мужчина, так что можешь делать, что хочешь, мне все равно". Это была неправда. Наверное, в тот момент я хотела, чтобы он сделал это. Так было бы справедливо. Я должна была подарить ему этот поцелуй. Но в последний момент я струсила. Не знаю, поверил ли Серж моим словам или моим глазам, но он отпустил меня и отпер дверь. Я была свободна. А он был мужчиной. Мужчиной, который умеет держать себя в руках.
О моем первом любовнике он узнал раньше всех подруг, и ни разу больше не дал мне понять, что моя откровенность его задевает. Следующим крупным событием стало мое заявление об уходе, а потом – замужество. Я менялась на глазах, и только он продолжал быть прежним Сережкой, к которому я приходила поплакаться или поделиться радостью.
Потом жизнь развела нас. У меня родился сын, я все реже появлялась на филфаке, все реже звонила. Но я знала, что если мне понадобится помощь, он, быть может, единственный, кто примчится безоговорочно и в тот же час. Мысль эта, приходящая с годами не слишком часто, согревала меня в трудную минуту. И вот такая минута наступила. Я готовилась к разводу, и весь мир был против меня. И тогда я набрала номер, по которому меня всегда готовы были выслушать. Он выслушал, он был удивлен, даже изумлен. Но... "Что бы ни случилось, детка, права ты или нет, я всегда на твоей стороне, я всегда готов помочь тебе, ты же знаешь!" Я и не сомневалась, я была без меры благодарна ему за эти слова. Ради них я и звонила. А он уже тогда знал, что не сможет ничем помочь мне. Никогда и ничем.
Чертова эгоистка! Он, как обычно, так и не рассказал мне, как живет, что делает. У него всегда и все было в порядке. В следующий раз я позвонила только через полгода, чтобы поздравить его с сорокасемилетием, и даже позже на несколько дней. Это был конец марта, и я не слишком удивилась, когда его жена сказала мне, что он болен и подойти не может. "Хорошо, - оптимистически свернула разговор я, - пусть он позвонит мне, когда выздоровеет". В конце марта в Москве все еще свирепствовал грипп, и я честно ждала его звонка… До марта следующего года…
Ты наверняка помнишь тот день, когда я попросила тебя позвать его к телефону. Я еще ничего не знала, но мое сердце чувствовало уже несколько месяцев. Я так нервничала, что у меня тряслись руки, пока я набирала знакомые семь цифр. Ты попросил к телефону Сергея Васильевича, а я с ужасом смотрела тебе в лицо, и мне уже не требовались никакие объяснения. Ты извинился и молча повесил трубку. А я не хотела, не хотела слышать, что он умер. Прости меня, с моей стороны было нечестно заставить тебя пережить смерть незнакомого человека. Но я так боялась услышать это сама. Хотя мне, конечно же, не стало легче. Я опять струсила, теперь уже в последний раз. Я не смогла услышать ни того, что он меня любит, ни того, что его больше нет. И я никогда не прощу себе этого. Никогда.
Я так и не успела сказать ему, что наша дружба значила для меня…
А он простил меня, я знаю, что простил, и от этого мне еще тяжелей. Он всегда оставался загадкой. Ничем не примечательный, скромный человек, всего-то младший научный сотрудник…
Но он научил меня жить.
И теперь я тороплюсь рассказать тебе, как ты дорог мне. И как я боюсь потерять тебя…
Подписаться на:
Сообщения (Atom)