Шаг наугад

Впервые за 33 года я не вижу мира. Я думала, что будет труднее свыкнуться с потерей ориентации в пространстве, расстаться с социализацией, приобретенной урожденным интровертом путем потери себя. Но оказалось, что внешний мир мне не нужен вовсе для того, чтобы существовать в реальности комфортно и непринужденно. Чтобы резать салат — не надо его видеть. Руки помнят нож и расстояние от пальцев. Чтобы сделать замечание зарвавшемуся ребенку — не нужно видеть его кислое лицо. Интонации выдают людей с головой. Чтобы жить — достаточно воспринимать предметы целиком, оставляя детали и нюансы на усмотрение памяти или фантазии.

Но теперь я точно знаю, что преодолевая в детстве осторожную неуверенность нечетко видящей мир девочки, я излишне увлеклась внешними впечатлениями, теряя свободу необщения, независимость от других, отодвигая мечты ради сомнительной реальности.
Хорошо бы вернуться туда и остаться там, попробовав себя настоящую в пятнадцать, в двадцать один, в двадцать семь, в тридцать три.
Я прекрасно вижу, какой бы я была. И только одно заставляет меня не жалеть о том, что я видела мир так же, как и большинство моих знакомых, - я не была бы той, которая 30 марта прошлого года воспользовалась всеми навыками и преимуществами быть не собой, чтобы стать собой.
Через пять дней, даст Бог, я вернусь к себе привычной, отбросив ограничения. Я не откажусь от себя, какой я стала за эти годы, и он не увидит разницу. Будет знать, что формальная разница есть, но не увидит. Важно не то, какой я стану через 5 дней, важно, какой я стала за все эти годы. Принудительно социализированная и тем самым получившая шанс встретить его.
Сейчас я могу позволить себе два часа в ванне читать Ирвина Шоу, уткнувшись носом в коммуникатор, прилагая определенные усилия, писать этот пост или даже работать, разговаривать и шутить с собеседником, не видя и не помня его лица.
Единственный шаг, который я не могу сделать наугад — это шаг к чувствам человека, которого люблю, потому что на карту поставлено все. Если я ошибусь — карточный домик рухнет и погребет меня под руинами прошедшего года. У меня нет права на ошибку. Только что я поняла это, не отвлекаясь на детали и частности окружающих меня картинок.
Входов в лабиринт много, и я не боюсь Минотавра. Минотавр — это смерть или жизнь. Неверный вход — это тупик. Из тупика дорога мучительна и уныла настолько, что теряешь волю к поиску выхода. Тупики мне не подходят ни в каком случае. И, оборачиваясь назад, я знаю, что в моей жизни ни разу не было невозвратного тупика, хотя ошибочных входов оказалось немало.
Но сейчас все сложнее и жестче. Сейчас мой путь ограничен временем и целью, побочные ответвления и выгоды меня не интересуют вовсе.
Каждый раз, входя в "Азбуку вкуса", он спрашивает меня: "Что ты хочешь?" И я не нахожу иного ответа, кроме встречного вопроса: "Кроме тебя? Ничего!"
Самый простой путь к его сердцу и, как ни странно, самый длинный, — через мои чувства. Самый легкий и опасный — через ролевую игру.
На длинном пути я не ошибусь и не собьюсь с дороги. На коротком я рискую настолько, что, оценивая степень риска, я все еще живу в исходной точке.
А он не понимает, почему я держу свои чувства на привязи, как только речь заходит об отношениях. Я должна бы ревновать, обижаться, настаивать, желать и даже требовать, капризничать и фонтанировать эмоциями. Иметь за пазухой как минимум модальный глагол "хочу", а я замираю и отодвигаюсь.
И ему остается злиться на неизвестного ему башкирского парня, или лохматую башкирскую лошадку, или на моих бывших любовников и даже на будущих.
Я ничего не прошу и не жду. Я прихожу, когда он хочет и ухожу по первому требованию. Я плачу тогда, когда он не видит, и прошу не обижать меня, я не устраиваю сцен, даже когда он ведет себя вызывающе и провоцирует меня на раздражение или злость. Я — "непростая девочка", рассуждаю о том, как все женщины хотят замуж, и только умные молчат об этом, и когда он безоговорочно верит, вдруг оговариваюсь, что годам к тридцати пяти выросла из этого желания и ценю свою свободу. Игра "поймай порхающую бабочку", "удержи морскую волну", "останови уезжающую женщину" не для его больной этики. Он каждый раз проигрывает и думает, что и не хотел играть. И злится, что нет рычагов удержать, кроме одного — сказать напрямую, что хочешь удержать. Пока он считает, что у меня в рукаве козырной туз, он не смеет сделать то, к чему уже скоро будет готов: решить, что я его собственность, сказать это вслух самому себе и вести себя так, как ведут себя коллекционеры: припрятать ее только для себя.
Вчера вечером я напомнила о приятном якоре, и он уснул с ощущением, что все здорово. Но когда посреди ночи оказалось, что якорь не просто сработал, а изменил его жизнь — он, наверняка, напрягся. А утром разозлился на себя (да и на меня, безусловно) настолько, что устроил разгон экономке на ровном месте. Добился только одного — обиды с ее стороны и необходимости во вторник все исправлять, хотя так далеко он и не заглядывал, я уверена. Просто вещи, связанные со мной, его радуют... и тем особенно бесят.
Нет ничего опаснее наркотика счастья. Привыкая к необычному ощущению, что "все будет хорошо", к повторяемой даже не словами — фактом присутствия - магической формуле, никогда не получается подготовиться к тому, что "хорошо" случается не само по себе, а в связке с той, которая эту формулу несет.
И даже если он еще не отдает себе отчет, что так и есть, и сознание дурит, не желая выпускать из подсознания мысли о настоящем положении дел, я вижу по внешним реакциям, что ему уже есть, о чем задуматься и куда идти. Я тороплюсь, но жду. Мое призвание ждать и мучиться от сознания, что мне тоже нужна его энергетика, его присутствие, его оценивающий взгляд.
Но до нашей встречи как минимум полторы недели, и его злит, что все так, а не иначе. А иначе он сделать пока не готов.
Хорошо, что вчера он поужинал с Занусси, хорошо, что сегодня он сходил на его премьеру, слава Богу, что завтра начинается рабочая неделя, и ему будет некогда помнить обо мне и злиться, что сам, сам отпустил меня.
Хорошо, что я могу в любой момент плюнуть на все и взять билет на самолет, чтобы прилететь, если он захочет. Но пока он только научился говорить "я рад", "родная" и "целую". Это серьезный прогресс. Это его путь в лабиринте мне навстречу. Я готова пройти большую часть пути, даже предполагая только, что он тоже проходит свои пару шагов в мою сторону. Дальше нам будет труднее, придется от чувств идти к отношениям. Я знаю, чего я хочу и чего хочет он. Я знаю, как это осуществить, а он не знает. И я снова переживаю, что главный шаг за мной.
Хочу узнать, что скажет мой экстрасенс, хотя... я ведь уже знаю точку входа. А через несколько шагов снова будет развилка и новая точка входа, а потом еще одна, и так день за днем.
И даже хорошо, что сейчас я живу в смазанном мире интровертных ощущений, и ничто не отвлекает меня от мыслей о том, что "все будет хорошо". У нас с ним.