Личное...

В последнее время стала чаще думать о папе. Так просто думать о тех, кого уже нет рядом десять лет, вместо того, чтобы думать о них тогда, когда еще был шанс...

И я знаю, что сейчас многое могло бы быть иначе, но уже не будет.
И мне дали совсем другой шанс, и я не знаю, надо ли их связывать между собой или же сделать вид, что таких мыслей и нет. И что любимый не похож на моего отца так, как он на самом деле похож. Очень похож, во многом. И не думать об этом сходстве и о папе я не могу.
Поразительно, как мы умеем ошибаться, оценивая других людей, как совершаем непоправимое, опираясь на мнения близких, доверяя там, где следует доверять только себе. Да, впрочем, а есть ли области, в которых следует доверять кому-то больше, чем себе? Чем старше становлюсь, тем больше убеждаюсь, что моя правда - только моя, и чужая мне не подходит ни по размеру, ни по цвету, ни по форме.
Мама всегда говорила об отце так, что я выносила из этих разговоров плохое. Нет, она не настраивала меня специально против, во всяком случае, я хотела бы верить, что она делала это бессознательно. Просто он ей не подходил, и она пыталась навязать мне это неудобство в общении и совместном проживании, вынуждала смотреть на него своими глазами. А я всегда видела иное и рвалась между ее словами и своей интуицией. И вынуждена была верить ей. А потом почти тайно бегала к нему на свидания, срывалась с места по первому звонку и неслась, как угорелая, и не хотела уходить. Я его очень любила. И ненавидела. И говорила, что никогда, ни при каких обстоятельствах я не останусь рядом с мужчиной, который пьет. Ну что же, надо отдать мне должное, двадцать пять лет я верила этому "никогда", а теперь не верю, потому что не имеет никакого значения, пьет он или не пьет, если он тот, кого ты ждала. И я, различающая алкоголь, как охотничья собака затаившуюся дичь, и даже по телефону, по одному "алле" умеющая понять степень принятия спиртного, не замечаю даже запаха на близком расстоянии. Вернее, он мне не важен. Важен человек.
Наверное, я не могу простить маме многого из того, что сформировало мое отношение к отцу. Или даже не простить, а забыть. И когда она твердит, что даже после развода, до самой смерти он звонил ей и говорил, как ее любит, это только усугубляет мои страдания. Ведь я-то видела его ее глазами, и в ее глазах любви не было. Была куча проблем и недостатков, которые я отлично фиксировала вопреки своей интуиции, которая знала и любила другого папу. Моего. Которого моя мать даже не знала.
В воскресенье очередной раз сработал рефлекс "крошки енота", и я взялась мыть, чистить, убирать. Как всегда, сумбурно, перемещаясь из одного помещения в другое и цепляя разные предметы, оптимизируя странные процессы: если несешь в ванную что-то помыть, то заранее обдумываешь, что надо понести из ванной и в каком направлении, чтобы сэкономить расстояние и построить непрерывную цепочку дел. Как обычно довела себя до боли в спине, хотя после августа спина не болела вовсе. Но висеть вниз головой, как летучая мышь, и отмывать контейнеры и табуретки - дело неблагодарное с точки зрения напрягшегося организма.
К вопросу о табуретках. В доме живут две, почти такие же старые, как и я. Уверена, родители купили их в 1975, когда мы уехали из центра Москвы в глухую окраину с неприличным названием Бибирево. Я помню столешницы на кухне, фасады шкафов и полок, на белом рваная серая сеточка. Теперь остались одни табуретки. Мебели, купленной тогда, при очередном начале новой жизни, уже нет, а вот эти штуки выжили. И ассоциируются с папой, исключительно с ним. Сколько полезных дел было переделано, когда он использовал их, чтобы повесить полки, или выпилить подставку, или еще что-то...
Поразительно, что мне дороги эти табуретки, хотя выглядят они уже давно не очень и стоило бы "забыть" их на прошлой квартире. Но они возвращают меня в детство, именно в те моменты, когда он рукодельничал и просил: "подай мне плоскогубцы!" и рявкал на маму: "даже ребенок отличает плоскогубцы от пассатижей, так что не лезь, она мне прекрасно помогает!"
И мне подумалось вдруг: ведь совершенно неважно, были эти табуретки связаны с папой или меня обманывают мои детские воспоминания. Люди и вещи для нас несущественны сами по себе. Они - лишь то, что мы о них помним, что мы связываем с ними, что вкладываем в их форму или поступки. И что бы ни навязывали мне мамины воспоминания, я помню свое, важное, интуитивное, и мне больно, потому что только сейчас я смотрю на него и на наше с ним прошлое собственными, широко открытыми глазами.
И ничего уже не исправить ни во мне, ни в наших отношениях.
А ведь я всегда его любила больше матери. И сейчас люблю больше.