На распутье

Почему у большинства нормальных, не побоюсь этого слова, среднестатистических влюбленных периоды от знакомства до пограничного состояния очень серьезных отношений проходят вполне предсказуемо, и только у меня, как у Суворова — через Альпы?
Разве не естественно двигаться от легкого флирта и притирок в разных областях к взаимному пониманию, стремлению открыться, довериться, увидеть в ответ глубокое и важное?
Нет же, у всех — естественно, у меня — в режиме военных действий. Да, мой Цезарь не перешел еще свой Рубикон, и его жребий пока явно не брошен. Но подошли мы к его Рубикону в состоянии «и вечный бой, покой нам только снится...» Ему, может, и снился покой, а что снилось мне эти две ночи, пока он болел, задыхался, вставал по ночам, пил чай, читал Алданова, думал, что меня надо развлекать и каменел, стоило мне появиться на соседнем стуле... да кого волновало, что снилось мне и было ли у меня вообще время поспать.
Я устала за двое суток в его белой студии, вымоталась, перестала верить в себя и наши отношения. Мне стало казаться, что он тяготится моим присутствием, ждет, когда же я наконец поднимусь и уйду, оставив его с его температурой, таблетками, раздражением от отложенной поездки и недоделанных дел. Я начала чувствовать себя... ох, Карениной, накопившей претензии любовнику. Вот уж кем не хотелось бы... И вопросы мои: «Ты хочешь, чтобы я ушла? Так скажи прямым текстом!» - из плохого сериала. Да просто отвратительная рефлексия неумной бабы. Теперь мне стыдно за то, что поддалась панике, будто не знала, что именно он, самый альфа из всех самцов, легок на соблазнение и любые наступательные действия, стремительно сходится, без комплексов укладывает в постель и так же равнодушно выпроваживает из нее, удовлетворив свой кобелиный интерес, готовый забыть в следующую секунду, кого, когда и как...
И чем больше отношения его затрагивают, тем мрачнее он становится, тем больше должен оценить, прежде чем довериться. Что именно он — самый неуверенный тип из всех неуверенных типов, который говорит о себе «я такой мудак», опережая это определение, брошенное в спину. Он «знает» о себе так много, что другим и не придумать про него. Он убежден, что его любить нельзя, что он не может быть нужен сам по себе, что она все равно сбежит, изменит, предаст, потому что она такая же, как все, чьи имена он забыл сразу же, как услышал, заменив их удобным «котенька».
И только выйдя из его дома, сбежав в свою машину и через три часа — на трассу М7, я начала понимать, что я уже не «котенька», что он больше не может развлекать меня пустыми разговорами, не может бравировать сексуальными подвигами у женской половины человечества.
Что я стала кем-то, кого оценивают уже по другому счету, тестируют, провоцируют. Но не на секс и ночные возможности, а на человечность, порядочность, искренность, терпение и проблемы, которые живут с ним бок о бок и которые он продуцирует сам лучше многих.
Я вместе с ним на берегу нашего Рубикона. Останусь ли я тут или перейду его в составе его войска?
Я и думать не хочу, что мы расстанемся. То есть я не могу его потерять, что бы он себе ни придумал. Он не может счесть меня недостойной быть рядом, потому что я достойна. И он достоин моей любви и заботы, потому что при всей моей любви к мужчинам, при моем флирте, в том числе и виртуальном, и даже при моих совершенно несбыточных мечтах, он — лучший мужчина, которого я дождалась. Не искала, нет, ждала. И дождалась.
И снова жду, на этот раз из Нью-Йорка. Ни любовником или приятным собеседником, ни триумфатором или хитрым старым лисом. Жду своим Мужчиной. И горжусь тем, что считаю себя вправе произносить эти два слова: мой Мужчина. Мой. Единственный. Исключительный.
Хотя такой ужасный тип... и еще столько дней ждать...