Пришло время начать

Ну согласитесь, в 44 издать первую книжку - это уже почти неприлично.
Помнится, в мое советское время, в пору моей "застойной" юности в пресловутой "Юности" печатались начинающие писатели полувекового возраста. Мне всегда было забавно читать, как пятидесятилетних дядечек зовут начинающими и молодыми авторами.

Если кто помнит эти строки: "На цифре 37 один шагнул под пистолет, Другой же в петлю слазил в Англетере" — меня поймет. Кстати, я как всегда со своими ассоциациями: терминальный Жуков и инициальный Есенин - достойная парочка друзей.
Так вот, творческий возраст для ухода из жизни я уже перешагнула. И все эти годы, класса со второго школы, писала и писала в стол. Теперь в моей жизни есть чудесные люди, близкие мне по духу и мироощущению, по подбору "непечатных терминов" и печатных предпочтений, которые ненавидят писать "в стол", не считают это убыточное занятие достойным. И, наверное, встреть я такое мнение лет двадцать назад - уже бы собрание сочинений издала. Но двадцать лет назад мой муж говорил мне, что женская литература годится только на растопку печей в российской глубинке. Видимо, не обладал он дальновидностью перестроечных издательств, наводнивших полупорнографической дешевкой все книжные магазины и развалы страны и зарубежья. Но тогда я верила в свою серость и обычность и даже не думала тиранить издательства письмами. Как же можно не верить мужу, ведь он меня любит и желает добра. Это сейчас я понимаю, что два писателя в одном доме — это перебор. Особенно когда один из них превозносит другого, а тот, первый, пользуется своим главенствующим положением в семье и влияет, влияет...
Когда я развелась, то ударилась не в секс, а в сублимацию. Сразу, сходу, без разбора начала писать, как бешеная. Но осадочек-то остался. И стол пополнялся рукописями, компьютер — файлами, а я освобождалась от накопленного...
Впрочем, кому это сейчас интересно! Это будет любопытно, когда я стану «классиком» и начну давать интервью. Хотя возраст для достойного классика я уже перешагнула — и ведь не только жива, но и не опубликовала ничего к знаковым 37 годам.
Зато теперь у меня есть верстка, обложка и договор с издательством на свой крохотный тиражик. Надо же с чего-то начинать... Хотя я начала бы с трехтомника, но опасаюсь, что читателя он сразит наповал гениальностью, и дальше читать меня уже будет некому! Потому начинаю выдавать прозу, как мышьяк, в терапевтических дозах. Хотя и готовый к публикации роман тоже очень ничего. Уж я его лизала, лизала... И все равно, сколько ни читаю, — всегда есть, что исправить или дополнить, а это уже нехорошие «толстовские» симптомы. Так что я поставила точку и отправила на верстку. Теперь вот надо вычитать. Боюсь. А вдруг опять захочу доработать? Вернее, точно захочу. Может, отдать на последнюю корректуру на сторону и «с глаз долой, из сердца вон»?
Вчера ночью получила обложку. Как сказали зрители — красивую и интеллигентную, но некоммерческую. И, верите, именно этого я и хотела. Никаких дамочек в розовых тонах, собачек и брутальных красавцев. Зато настроение передано, глубина перспективы видна, цветовая гамма и визуальный ряд соответствует ощущению от текста. А как еще нарисуешь «Медвежьи сны»?
Мне приходилось работать с разными дизайнерами, но впервые у меня дизайнер не только читающий и вдумчивый, но еще и с характером. Она отказалась делать обложку для «Мечети Парижской Богоматери», потому что прочитала рукопись и посчитала себя не вправе иллюстрировать что-то, что не соответствует ее морально-этическим принципам. Поэтому, когда я отсылала ей свой роман (без пожеланий по оформлению вовсе), я очень волновалась — а вдруг и моя проза не соответствует. Но она отлично его «почувствовала». Уж не знаю, понравилось ей или нет, но обложка именно такая, как мне надо - «интеллигентная».
Волнует ли меня, что она некоммерческая? Нисколько. Не то, чтобы я плохо относилась к читателю, но биться за страстных любительниц Донцовой я не буду. Мы с моим читателем всяко пересечемся. Возможно, их меньше, чем мне бы хотелось и чем хотелось бы издательству, предпочитающему зарабатывать, а не меценатствовать. Но зато мой читатель останется моим, и меня это радует.
Так что пара-тройка месяцев — и можно раздавать автографы особо близким и родным. И готовить новый текст и обложку в том же стиле.
Но эта любовь... ах, эта любовь... или сублимировать или любить и принадлежать без остатка. Своему, пишущему Мужчине. Что мои романы в сравнении с его воспоминаниями и будущей книгой? Всего лишь женская литература в интеллигентной обложке.
Не исключаю, что на первом романе я и остановлюсь, если Мужчина остановится на мне, а не пойдет дальше искать свою неземную принцессу. Потому что я отдала бы все свое тридцатипятилетнее творчество, все свои задумки и перспективы, лишь бы стать если его не его музой, то просто его женщиной. Чтобы он так и думал: моя женщина.
И гори огнем все рукописи «в столе»...