Море, мерседес, мужчина

Царство трех божественных "эм", предусмотрительно созданных трудолюбивым Творцом специально для меня.
То есть миру я оставляю все и беру себе эту малость. Мужчину. Мерседес. Море.
Не умирая от скромности, я беру все три составляющие своего счастья, и благодарю небесную канцелярию за этот испрошенный годами дар.
Пока я была деточкой и ничего не знала про трехлучевую путеводную звезду, которая взошла на моем небосклоне десять лет назад, и почти ничего не знала о том, что Мужчина - это чудо, которое мне предстоит разгадывать всю жизнь, я удовлетворялась морем. Я считала, что нет ничего прекраснее морской глади, испещренной пенными строками накатывающих волн. Я страшилась его и вожделела, ибо это не было любовью, это было темной страстью. Такой же темной и опасной, как его глубины. И неважно, что мне было двенадцать или четырнадцать. Страсть живет вне времени. Она зародила во мне мысль о смерти на берегу, и фильм "Достучаться до небес" потряс меня тонкой душевной настройкой именно на мой канал. Я приняла для себя, что "бояться глупо!" (с), и что умереть надо непременно на берегу, и остаться пеплом на волнах, а не гниющей в деревянном ящике плотью.
Потом были мечты об идеальных мужчинах. Мечты. Об идеальных. Сразу ясно, что они не выдержали никакой критики, и уткнувшись в реальность, осчастливили некоторое количество юных и не очень любовников. Трудно любить того, кто называется идеалом и состоит из лучших человеческих черт, которые в живой природе противоречат друг другу. Я еще не была готова к тому, чтобы встретить его.
Десять лет назад появился он. Второй номер в списке, со звездой в лбу, высокой скоростью разгона и завистливыми взглядами гаишников в окно. Я полюбила его больше моря. Море я оставила себе на самый конец жизни. И ни один мужчина не дотягивал до моего серого друга о четырех колесах. Я разменивалась на скучных или эпатажных мужчин и не верила им. Зато верила и доверяла мерседесу.
И вот пришло время сорвать банк. Мерседес без особенных выкрутасов постоит возле моря, а я скажу Мужчине... Да, собственно, никто ни разу и не спросил.