Сделать шаг

Иногда надо просто сделать шаг. Еще вчера было не время, или время было иным, втиснутым в точку или растянутым, как пружина перед сжатием, а сегодня я делаю шаг и не думаю о прожитом.
Не страшно двигаться вперед, если знаешь, что бояться глупо.
Я ненавижу черновики и не считаю жизнь черновиком. Возможно, я прожила эти самые черновики в прошлом веке, в прошлом тысячелетии, наверное, даже не один раз.

Сейчас я живу начисто, далеко не всегда идеально, но так, чтобы не приходилось бояться или стыдиться и надеяться, что потом можно будет что-то исправить. Я не хочу жалеть о не сделанном. Впрочем, и о сделанном я тоже жалеть не хочу.
И я перестала бояться говорить близким людям то, что я думаю.
Сегодняшний разговор — самый непростой, самый опасный, на грани… Но если бы я опять промолчала… Полтора года я накапливала в себе энергию правды, сегодня я сказала многое из того, что казалось немыслимым.
Мы разговаривали на разных уровнях, потому что я спускалась к нему с верхней ступеньки.
Он так и не смог понять, откуда я знаю о нем столько, почему я понимаю его жизнь, которую он никогда не показывал, привыкнув за годы пускать пыль в глаза всем и вся.
А я просила перестать жить назло себе и другим.
Я благодарна ему, что я единственная, кому позволено знать, что все плохо. И кому позволено сказать, что все плохо.
И уверять, что все будет хорошо.
Он слушает меня. Поразительно, но все еще слушает. Злится, вскидывается, как потревоженный в берлоге медведь, противоречит сам себе, убеждает себя и меня, что все не так, требует прекратить неприятную беседу.
Но это был единственный шанс быть услышанной, и я сказала все.
Люди, которые его любят, имеют право быть услышанными, пусть даже через меня.
И я имела право быть искренней. Едва ли когда-то он слышал от женщины столько неприятного… правдивого… бесстрашного.
Он прервал меня в июне… но там я была другая… испуганная, нежная, счастливая, надеющаяся.
С тех пор утекло много воды. Ложь заполнила каждую щербинку на нашей дороге. Алкоголь, бабы, неблагодарность, предательство — он все это выбрал сам.
Я могла бы не простить, я должна была закрыться гордостью, как щитом, и послать его так далеко, как это возможно. Но гордость не уживается в одном мире с моим чувством к нему. Она — красивая и правильная — мельчает и высыпается, как пыль сквозь пальцы, сколько бы я ни сжимала кулаки, чтобы ее удержать.
Я брала длинную паузу, но пришло время продолжить диалог. Мастерство артиста — паузы. Но мы приходим слушать монологи и цитируем слова, а не молчание.

Я сказала ему, что очень соскучилась.
Что очень его люблю.
Что больше всех эмоционально вовлечена в его жизнь.
Что никого дороже его нет и не будет в моей жизни.
Что я буду любить его, что бы ни случилось.
Что поддержу его во всех начинаниях.
Что всегда останусь его другом.
Что его выходки не имеют для меня значения, потому что важен он, а не его попытки разрушить свою жизнь.
Что я его никогда не брошу, никогда.
Что не надо отвечать на мои чувства, что он ничего мне не должен, и говорить обо всем этом не должен, главное — просто услышать меня.
И что он ужасный дурак. Умный, сильный, взрослый, но такой дурак.
Я обнимала и он обнимал, и за это целомудренное объятие я бы отдала все, что было у меня до него.

А всех дел-то было поднять трубку утром в одиннадцать утра и, умирая от страха, как обычно, произнести: «Здравствуй, Володенька! Как ты?»
Крохотный шаг к тому, что я считаю осуществимым. Что он сможет сделать, пусть даже никто не верит…
Я сделала шаг и протянула руку. Дело снова за ним. Но я верю… И знаю, что нужна ему.